Глава 9
Когда Изабель вышла наружу, в прохладное и солнечное утро, она почти пожалела, что сегодня снова не пошел дождь.
Да, у нее есть вопросы к мистеру Уорингу, и тайна, которую нужно раскрыть. Помимо этого, никто больше не был ограблен с тех пор, как он начал работать на нее, так что, возможно, если он продолжит заниматься тренировкой Зефир, то этого будет достаточно, чтобы удержать его от дальнейшего искушения, а для нее станет достаточной причиной, чтобы продолжить шантажировать его остаться. Но как получилось, что она пообещала подружиться с огромным животным, девушка не имела понятия. Безусловно, Салливан Уоринг – коварный тип.
– Вы хотели бы, чтобы дождь не прекращался? – проговорил он, появляясь со стороны конюшни, ведя Зефир на поводу за собой.
Должно быть, он угадал. Уоринг не мог настолько хорошо узнать ее. А ведь именно ей следовало делать наблюдения. Не ему.
– Ерунда. И, пожалуйста, дайте Зефир немного побегать перед тем, как приблизитесь с ней ко мне.
Он кивнул.
– Как пожелаете.
По довольному выражению на его лице Изабель догадалась, что Уоринг в любом случае собирался это сделать, но не повредит еще раз напомнить ему: в этой игре она устанавливает правила, а ему лучше подыгрывать ей. Вздрогнув, девушка на мгновение закрыла глаза. Она не обязана делать это. Она может вернуться в дом или отрицать, что когда-либо обещала приблизиться к лошади.
Однако они оба будут знать, что Изабель лжет, а если она солгала бы об этом, то могла бы солгать и насчет готовности арестовать мистера Уоринга. И тогда ее может ждать катастрофа. В конце концов, она – и ее знания – с таким же успехом могут быть единственным стимулом для того, чтобы не забираться в чужие дома.
Поэтому девушка стиснула руки за спиной и посмотрела на Зефир, которая скакала галопом туда-сюда, вскидывая голову, в то время как Салливан спокойно стоял, держа другой конец повода, не давая веревке запутаться и позволяя кобыле делать то, что она пожелает. Наконец он притянул лошадь к себе и потрепал ее по загривку, а затем прошептал что-то ей на ухо и повел через двор конюшни туда, где Изабель заставила себя стоять на месте, а не спешить прочь в безопасное место.
– Что вы ей сказали? – спросила Изабель, хватаясь за что угодно, чтобы отвлечь разум от того, что собиралась сделать. – Приказали лягнуть меня?
Салливан, отпустив повод, ухватился за сбрую лошади, точно так же, как и в прошлый раз.
– Я приказал ей хорошо себя вести.
Изабель вымученно улыбнулась.
– Вы очень необычный вор.
– А вы – очень необычный шантажист.
– Вы знаете много шантажистов, которых можете сравнить со мной?
Его губы изогнулись.
– Ни одного. А вы?
– Ни единого. – Изабель одернула себя. – Итак, вы думаете, что Зефир послушается вас?
– Да. Даже если она этого не сделает, то я обещаю, что вы будете в полной безопасности.
Это казалось чересчур громким заявлением, но так как ей отчаянно хотелось, чтобы эти слова оказались правдой, то девушка не стала спорить с ним.
– Ну хорошо.
– Встаньте позади меня.
– Мне не нужно…
– Я вроде как ваш раб, – прервал Салливан, улыбнувшись так, что это затронуло его льдисто-зеленые глаза, и от этой улыбки у нее быстрее застучало сердце, – но я знаю лошадей лучше, чем вы. Встаньте позади меня.
– О, ну хорошо, – проворчала она. На самом деле, идея казалась просто замечательной – чтобы между ней и лошадью оказалась его высокая, подтянутая фигура.
Встав позади Уоринга точно так же, как и в прошлый раз, девушка ухватилась за его рубашку, чтобы не дать ему сбежать.
– Вы можете снова положить ладонь поверх моей, в точности так, как прежде?
– Да. – О Боже, о Боже. Ей следовало бы задавать ему вопросы и требовать ответы, но все, что она могла видеть – это большой серый бок лошади.
– Тогда сделайте это.
– Сделаю. Через минуту.
– Я был в Испании, когда получил известие о том, что моя мать умерла от лихорадки, – неожиданно проговорил Салливан негромким и задушевным голосом. – Я уже пропустил ее похороны, поэтому остался в полку. У нее было несколько хороших друзей, которые обещали позаботиться о ее делах, а когда она заболела, то устроила так, чтобы они присматривали и за моими тоже, так что, казалось, у меня не было никакой причины немедленно возвращаться в Англию.
Не переставая говорить, он протянул назад свободную руку и взял ее за руку. Изабель знала, что он всего лишь пытается отвлечь ее, но из его слов девушка наконец-то получила ответы на некоторые вопросы, и это было определенно легче, чем думать о лошади, стоявшей прямо перед ней.
– Но, очевидно, вы все-таки вернулись в Англию.
– Да. Шесть месяцев назад. Как я уже говорил, год назад мне в плечо угодила французская пуля, но я сумел уговорить командира позволить мне остаться на поле. Затем меня снова ранили, в то же самое плечо. Когда я очнулся, то обнаружил себя на корабле, на полпути к Дувру. Брэм сумел продать мой офицерский патент – и свой тоже – чтобы сопровождать меня домой.
– Брэм. Лорд Брэмуэлл Джонс? – Она положила свою руку на его широкую ладонь, когда он погладил холку Зефир.
Он кивнул.
– Когда я начал ходить, то отправился в коттедж матери, чтобы упаковать ее картины и перевезти их к себе домой. Они пропали. Все до единой. Очевидно, владелец дома решил, что раз она умерла, то все ее вещи принадлежат ему. И не имеет значения, каковы были ее предсмертные пожелания.
Пока Салливан говорил, его голос становился все более суровым и холодным.
– Думаю, что догадываюсь, – осторожно произнесла Изабель, ее щека касалась его плеча, – но кто именно владел этим домом?
– Данстон. Понятия не имею, почему она продолжала жить там, но мама говорила, что ей нравился свет в этом доме. Если ваш следующий вопрос о том, почему она рисовала под именем Франчески Перрис, то она вышла замуж за Уильяма Перриса, когда мне было три года. Он умер два года спустя.
– Вы думаете, что она сохранила привязанность к маркизу? Возможно, именно поэтому она оста…
– Нет, – резко ответил Уоринг. – Думаю, более вероятно то, что она хотела при каждой возможности напоминать ему о его проступках. Отсюда и мое имя.
– Если такова была ее цель, то, кажется, она более жестоко обошлась с вами, чем с вашим отцом.
– У нее было свое мнение о таких вещах, этого у нее не отнять. – Он помолчал. – И гляньте-ка на себя, – продолжил он, его голос смягчился.
Ее рука лежала рядом с его на боку Зефир. У Изабель перехватило дыхание. Так близко к лошади она не подходила уже одиннадцать лет, с тех пор, как ей исполнилось восемь лет.
– Господи, – выдохнула она, внезапно боясь пошевелиться.
– Вы можете почувствовать, как под ее кожей перемещаются мускулы, – произнес Салливан все тем же успокаивающим тоном, – и то, как двигаются ее ребра, когда она дышит.
Изабель не знала, как ему удалось так хорошо понять, что она чувствует, и что ей нужно услышать простые, прозаичные слова, которые поведали ей о том, что это нормально и несложно, и что она может сделать это. Но в настоящий момент девушка ощутила огромную признательность. Она все еще ужасно нервничала, но была благодарна ему. А также испытывала гордость за себя.
Изабель медленно подняла руку и снова опустила ее. Мускулы под ее ладонью дернулись, шкура оказалась более шершавой, чем она думала. Девушка снова потрепала Зефир.
– Вы молодец, Тибби, – прошептал Салливан. – Видите, как она прядет ушами? Зефир прислушивается к вашему голосу. Скажите ей что-нибудь.
– Привет, Зефир, – рискнула проговорить она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. – Ты красавица, не так ли?
Кобыла шумно выдохнула и тряхнула головой. Изабель подпрыгнула, но Салливан накрыл ее руку своей.
– Она просто сказала «привет» вам в ответ, – спокойно заявил он. – Она не попыталась отодвинуться от вас, а ее уши стоят торчком и развернуты в вашем направлении. Вы ей нравитесь.