– Он выстрелил в собственное дерево. В меня попала щепка.
Черные глаза Брэма изучали его поверх края бокала.
– Я знаю нескольких врачей, которые умеют молчать, если тебя нужно заштопать.
– Нет. И спасибо за то, что тебе понадобилось восемнадцать часов, чтобы приехать и узнать, жив ли я.
– Я приезжал сегодня утром.
Салливан слегка напрягся и сделал глоток бренди, чтобы скрыть это.
– В самом деле? – произнес он вслух. – Я обычно замечаю твое присутствие. Ты из тех, кто много болтает.
– Я увидел во дворе карету Данстона, и двухколесный экипаж Чалси позади дома. Все это напугало меня, так что я сбежал.
– Ах. Значит, это не имеет никакого отношения к твоему нежеланию иметь дело с неприятными личными затруднениями?
– Чего хотел Данстон? – Проигнорировав последнее замечание, он вытянул ноги в сторону огня. Для Брэма время было еще раннее, и он был одет для вечернего выхода в свет, но если друг никуда не торопился, то и Салливан тоже не спешил. Его нога болела, но другие вещи тревожили его еще больше.
Он осознал, что Брэм ждет ответа, и одернул себя.
– Он приказал мне прекратить ерунду, связанную с кражами, и держаться подальше от Оливера и его брачных перспектив.
– Именно поэтому приехал и Дэршир тоже? Немного жестоко с их стороны удваивать силы подобным образом.
Салливан колебался. Он доверял Брэму, но при этом в характере его друга существовала циничная жилка длиной в целую милю.
– Это был не Дэршир. А его отпрыски.
Брэм наклонился вперед.
– Все вместе?
– Дуглас и Изабель. Они услышали разговоры о том, что твой отец убил вора, и захотели узнать, не был ли это я.
– Они? – повторил его друг.
– Очевидно, Тибби рассказала Дугласу обо мне.
– Знаешь, мои чувства задеты. Я думал, что все это дело с кражами станет нашим секретом, а теперь об этом знает половина Лондона.
– Очень забавно. И я не собираюсь отдавать тебе ни одной сигары герцога.
– Это было частью нашего соглашения, Салливан.
– Он стрелял в меня. Добывай себе сигары сам.
Фыркнув, Брэм снова поднялся на ноги.
– Будь по-твоему. Я отправляюсь очаровывать гостей на суаре у Фордэма. Там должен быть герцог – ты избавился от этого проклятого идола плодородия?
– Я не смог унести его, но теперь он без члена. А вот этот предмет ты можешь взять себе.
– Господи, нет. Однако в кои-то веки я с нетерпением жду разговора с Левонзи. Я буду изо всех сил сочувствовать ему.
Салливан наблюдал, как Брэм идет к двери. Нахмурившись, он спорил сам с собой, сказать ли вслух что-то еще. Проклятие.
– Брэм?
Лорд Брэм замер, наполовину открыв дверь.
– Хм?
– Присмотри за леди Изабель, хорошо? Я посадил ее сегодня на лошади, а она была так рада, что… обняла меня. Некоторые из ее друзей увидели это.
Дверь снова закрылась.
– Ты просто дьявольская загадка, Салли, – через некоторое время проговорил Брэм. – Ты рассказываешь о кражах и о том, как тебя подстрелили, но умалчиваешь о той части истории, где девушка…
– Все было совершенно невинно, – прервал он, изогнувшись, чтобы посмотреть в сторону двери.
– В отличие от поцелуя.
– Поцелуев.
– Черт побери. – Брэм вернулся к креслу и снова сел. – Я не из тех, кто дает советы в сердечных или постельных делах, но… в твои намерения входит обесчестить эту девушку?
– Нет! Конечно, нет. Почему ты вообще спрашиваешь об этом?
– Ты никогда не питал особого расположения к моему сословию. И относишься к нему еще хуже с тех пор, как я притащил тебя обратно с Пиренейского полуострова.
– Что тебе совсем не следовало делать.
– Да, следовало, так как ты вступил в армию только потому, что меня заставили сделать это.
– Это слух, который ты сам пустил, – проговорил Салливан, подавляя усмешку.
– Иногда слухи – это правда. Вот почему мне приходится задаваться вопросом, не является ли это дело с Изабель Чалси каким-то извращенным способом мести Тилдену.
– Тибби не сделала мне ничего плохого, только стала свидетелем моих дурных поступков. И я не настолько сумасшедший, чтобы обманывать себя, думая… о чем-либо… – Он замолчал.
– Будь осторожен, Салли. Я могу спасти твою жизнь всего несколько раз перед тем, как это станет утомительным.
– Буду иметь это в виду. Понаблюдай за ней сегодня, хорошо, Брэм?
– Я наблюдаю за всем.
Когда Брэм ушел, Салливан откинулся назад, чтобы снова глотнуть бренди. Каково бы ни было его положение в жизни, он привык сам отвечать за собственную судьбу и поступки – и больше ни за чьи. Однако теперь он внезапно обрел кого-то, чье благополучие заботило его. И все, что он мог делать – это надеяться, что друзья Изабель на самом деле окажутся друзьями, и ждать до утра.
И думать о ней каждое мгновение все это время.
– Как твоя голова? – спросила леди Дэршир, приложив ладонь к щеке Изабель.
– Со мной все в порядке, мама, – ответила Изабель, ткнув локтем Филлипа, чтобы тот освободил больше места на сиденье кареты.
– Как скажешь.
По правде говоря, Изабель не была уверена в том, как себя чувствовала. Глупо было притвориться, что у нее болит голова, но девушка не могла избавиться от ощущения, что что-то неправильно. Ее прогулка с друзьями оказалась очень приятной, за исключением нескольких шепотков и смешков, где ее не включали в общее веселье. Изабель не могла вспомнить, чтобы прежде ее когда-либо исключали даже из самых пустых разговоров, но также вполне возможно, что она ищет что-то такое, чего нет. Когда что-то неправильно, когда все совсем не так.
Барбара поздравила ее с тем, что она ездила на Молли, но только Барбара знала, как трудно ей было сделать это. Элоиза Рэмплинг и Оливер ничего не сказали, и никто не комментировал то, что она обняла Салливана. Возможно, они поняли, что этот поступок был совершенно невинным, как это сделали ее родители. Или даже лучше, возможно, они вовсе не видели этого.
Потому что это объятие не было полностью невинным. Она не стала бы обнимать Фиппса или Делвина за то, что они помогли ей. Или Оливера. Кого-нибудь из своей семьи – да, но не с такой же бездыханной… радостью, которую она ощущала в присутствии Салливана Уоринга.
– Ты помнишь бал у Фордэма в прошлом году? – спросила ее мать. – Твоя танцевальная карточка была почти уничтожена, так быстро она заполнялась.
Изабель хихикнула.
– А Филлип едва не ослеп, столько карточек сунули ему под нос.
– Не могу ничего поделать с тем, что я неотразим, – протянул ее брат, – хотя я и не так красив, как Тибби.
– Слава Богу, что это так. Иначе я бы отчаянно завидовала тебе. – По правде говоря, сегодня Изабель ощущала себя красивой. На ней было одно из самых новых платьев, насыщенно-винного цвета с кружевом на вырезе и рукавах, а такого же цвета ленты были вплетены в ее светлые волосы. Если бы не неотступное чувство грядущих неприятностей в глубине ее сознания, сегодняшний вечер стал бы просто идеальным.
Вечер все еще может стать идеальным, сказала она себе. Неприятности могут остаться только в ее голове, потому что она знала правду о том, почему обняла Салливана. И сделала она это только потому, что не смогла удержаться.
Это началось как игра, но теперь даже близко не напоминало развлечение. Это было неправильным и запретным – и поэтому еще более заманчивым. Как у Ромео и Джульетты, за исключением пустячного факта, что его отец был женат на ком-то другом, а не на его матери. И его отец никогда не признал его. Судя по тому, что она слышала сегодня утром, лорд Данстон никогда не признает Салливана как собственного сына.
– Изабель?
Девушка одернула себя. Судя по тону матери, она обращалась к ней не первый раз. Ради всего святого, она едет на самый большой бал из всех, которые уже проводились в этом Сезоне. Она сможет поразмышлять о своей неудачной одержимости Салливаном Уорингом позже.
– Да?
– Ради Бога, над чем ты так задумалась? – спросила маркиза.
– Сегодня я ездила на лошади, – сымпровизировала Изабель. – Мне так хочется похвастаться этим, но все просто сочтут меня странной.