– Мы не сочтем, – вмешался Филлип, по-братски улыбнувшись ей. – Во всяком случае, не более странной, чем обычно.
– О, большое тебе спасибо.
– Филлип, – упрекнула его мать. – Мы гордимся тобой, Тибби.
– Очень гордимся, – эхом отозвался ее отец. – В действительности, я думаю, что мы могли бы купить для тебя эту гнедую кобылу. Или, я уверен, мистер Уоринг не станет возражать против обмена: ее на Зефир. А затем, позднее, когда ты станешь ездить более уверенно, мы купим тебе более молодое и резвое животное.
– Нет!
– Прошу прощения?
Осознав, что она ответила слишком резко, Изабель наклонилась вперед и взяла отца за руку.
– Если я откажусь от Зефир, то это будет так, словно я не смогла достичь этого. А я на самом деле хочу суметь ездить на ней верхом.
– Очень хорошо. До тех пор, пока ты готова продолжать и прикладывать те усилия, которые требуются.
– Я готова.
Слава Богу, что отец согласился. Потому что отказаться от Зефир означало бы отказаться от Салливана. Может быть, он дурно влиял на нее, но Изабель была абсолютно не готова позволить ему уйти. Пока нет. Нет – даже если это эгоистично и означало намного больше проблем.
Когда карета, качнувшись, остановилась, лакей в желтой ливрее распахнул дверь и помог их компании спуститься на землю. Изабель еще раз изгнала Салливана Уоринга из своих мыслей. Она сможет поразмыслить о нем позже, в своих мечтах.
Филлип предложил ей руку, и девушка с улыбкой обхватила пальцами его черный рукав. Сегодня ночью будет три вальса, неслыханное число для любого подобного события. Танцует ли Салливан? Умеет ли он танцевать вальс? Он говорил, что его воспитывали как джентльмена, но в Лондоне вальс как раз становился более популярным, чем скандальным. Конечно же, Салливан находился в Европе, откуда и пошел этот танец, так что, возможно, он умеет вальсировать.
С другой стороны, какое это имеет значение? Они никогда не будут танцевать вместе, потому что его никогда не пригласят ни на один прием, не говоря уже о бале у Фордэма. Не отвлекайся, дурочка, напомнила она себе, двигаясь вперед вместе с родителями и старшим братом.
Дворецкий объявил их семью и они вместе вошли в самый большой из смежных бальных залов Фордэм-хауса.
– Что за ужасная давка, – радостно воскликнула ее мать, и Изабель кивнула в знак согласия.
Она заметила Элоизу Рэмплинг посредине зала и помахала ей, но ее подруга отвернулась и умчалась в противоположном направлении. Учитывая то, что Изабель едва могла видеть собственную руку в такой толпе, она не понимала, как кто-то мог находить нужных людей и завязывать с ними разговоры. Тем не менее, то зерно беспокойства в ее груди слегка шевельнулось.
– Ослабь хватку, а? – пожаловался Филлип. – Желательно, прежде чем ты оторвешь мне руку.
Изабель торопливо расслабила руку.
– Прошу прощения.
Брат усмехнулся.
– Не волнуйся. – Неожиданно он положил ладонь поверх ее руки. – Ты уверена, что тебя ничто не беспокоит? – понизив голос, спросил он. – Жаль, что я не смог увидеть, как ты едешь верхом. Я надеюсь, что ты не сер…
– Я не ожидала парада или королевского указа, Филлип, – прервала его Изабель, постаравшись снова улыбнуться. – Ничто не беспокоит меня. Честно.
– Ну, хорошо. – Он глянул через ее плечо. – Тогда вон там Барбара. Я должен остаться с тобой? Она заставляет меня нервничать.
– Только потому, что она хочет выйти за тебя замуж.
– Да, именно поэтому.
Изабель выпустила руку.
– Тогда иди, трус.
– Спасибо. – С беспечной улыбкой ее брат шагнул в толпу.
– Это был лорд Чалси? – спросила Барбара, присоединившись к ней посреди давки.
– Да. Он увидел старого друга из университета и сбежал. – Изабель оглядела голубое с желтым шелковое платье подруги. – Это та ткань, которую ты выбрала у миссис Рэнгли? О, оно просто чудесно.
Барбара сделала книксен.
– Спасибо. – Быстро оглядевшись по сторонам, она взяла Изабель за руку и потянула ее в сторону одного из дюжины дверных проемов. – Пойдем со мной, – понизив голос, проговорила девушка. – Мне нужно поговорить с тобой.
Изабель нахмурилась, затем постаралась быстро разгладить выражение лица.
– Что происходит? – спросила она, позволяя подруге тащить себя. – Ты ведь не нашла кого-нибудь, чтобы заменить Филлипа, не так ли?
Наконец они нашли уединенный альков, и Барбара прислонилась к дальней стене.
– Это Элоиза, – прошептала она.
– Что произошло? С ней все хорошо?
– Она болтает. Со всеми подряд. О том, что ты вожделеешь помощника конюха.
Сердце Изабель громко застучало и замерло.
– О нет.
– Да. Я сказала, чтобы она прекратила это, но…
– Вы шептались с ней весь день, Барбара, – прервала она, нахмурившись. – Ты могла бы и раньше сказать мне что-нибудь.
– Я пыталась обратить все это происшествие в шутку. Я подумала, что она должна понять: ты никогда даже не подумаешь о чем-то подобном.
Но она думала о чем-то подобном. Изабель заморгала.
– Тебе все равно следовало сказать мне.
– Я знаю, знаю. Но я говорю тебе теперь. Тебе нужно что-то сказать.
– Что же я скажу?
– Что у тебя определенно нет никаких видов на помощника конюха или что Оливер похитил твое сердце, и ты чувствуешь… жалость к мистеру Уорингу.
– Он не помощник конюха. – И Оливер не похитил ее сердце. В семье Салливанов, среди законных или иных ее представителей, был только один вор, которым она интересовалась.
– Да, но…
– Он им не является, – настойчиво повторила Изабель. – Я знаю, что, по всей вероятности, Оливер хочет, чтобы все так думали, но Салливан Уоринг – очень уважаемый коннозаводчик. И он помог мне сесть на лошадь. Почему мне не следовало поблагодарить его?
– Не думаю, что тебе следует беспокоиться о том, как определяется занятость мистера Уоринга, – ответила Барбара, нахмурившись еще сильнее. – Он незаконнорожденный с неподтвержденным происхождением, а Элоиза нашептывает всем, что ты… состоишь с ним в связи.
Изабель побледнела.
– Это чушь! – Некоторое время она смотрела на Барбару, пытаясь собрать вместе разбегающиеся и пребывающие на грани паники мысли. – Никто не поверит ей, – наконец выговорила девушка. – Здесь присутствует много моих друзей. Они поймут, что я бы никогда не сделала ничего подобного.
– Тибби…
Во взгляде Барбары отразилось все то, о чем уже подумала Изабель. Сплетни. Все, что она могла сделать, чтобы защитить себя – это отрицать их, а это только придаст слухам больше достоверности. Игнорировать их точно так же бесполезно. Но, по крайней мере, так она сохранит хоть немного чувства собственного достоинства. И у нее есть друзья. Изабель знала, что они у нее есть. Барбара – ее подруга, и она не поверила сплетням. Должны быть и другие. Она выросла с этими людьми. И, ради всего святого, пока ее добродетель остается нетронутой, кого, черт побери, должно волновать то, что она подружилась с коннозаводчиком?
– Давай вернемся в зал, – решила она.
– Но…
– Это всего лишь Элоиза, распространяющая гадкие слухи. Мне могут поверить с такой же вероятностью, как и ей. А правда на моей стороне. – И, надеялась она, достаточно решимости, чтобы воздержаться от физического насилия в отношении бывшей подруги.
– Что ж, хорошо, – проговорила Барбара с явным нежеланием. – Если только ты не думаешь, что лучше было бы просто вернуться домой и подождать, пока что-то еще отвлечет всеобщее внимание.
Вероятно, это было бы мудрым решением. Но мысль о том, чтобы сбежать, казалась в высшей степени неприятной. Так и быть, Изабель поцеловала его, и хотела поцеловать еще несколько раз – но слухи разлетелись не поэтому. То, что видела Элоиза, было невинным жестом. Относительно невинным.
Перед тем, как они покинули альков, она обняла подругу.
– Спасибо за то, что рассказала мне.
– Да, хм, я только надеюсь, что я ошиблась насчет того, чем была так занята Элоиза.
Как только они снова вошли в главный зал, Изабель поняла, что Барбара не ошиблась. Элоиза и в самом деле очень постаралась. Все вокруг, казалось, смотрели на нее, и не с обычными дружелюбными улыбками, как это обычно было. О Боже. Ей нужно сообщить родителям и Филлипу прежде, чем это сделает кто-то еще.