– Теперь я точно знаю: ты ее любишь, – с улыбкой прошептала она.
Не успел Монтрейн ответить, как сестра выбежала из дома. Смайтон, поклонившись, ушел из холла.
– Я всегда считала знатных людей невыносимыми, – раздался сверху голос Маргарет.
Подняв голову, Монтрейн увидел, что она стоит на лестничной площадке.
– Я думал, что ты спишь, – заметил он.
– Но потом, – продолжала женщина, – я познакомилась с тобой. Ты не похож на других графов, не так ли?
– Зато моя мать – живое воплощение того, каким не надо быть, – с горечью вымолвил граф. – Она вечно поучает, она заносчива и высокомерна.
– А твой отец? Он был таким же? – поинтересовалась Маргарет. – Или, может, он был очаровательным плутом? – Она спустилась вниз и остановилась в нескольких ступенях от мужа.
Взявшись за перила, Хоторн подтянулся и слегка поцеловал жену в пухлые губы.
– Пожалуй, единственное, что я помню об отце, так это то, что он кричит на мать, а она отвечает ему в том же духе, – ответил он. Заметив удивление на лице Маргарет, Монтрейн усмехнулся. – Моя мать не совсем такая, какой хочет казаться, – проговорил он. – Она вовсе не так уж безнравственна, хотя далеко не всегда ведет себя безупречно. Мать стала такой лишь после смерти отца. До этого о ее нравственности легенды ходили.
– Ты уверен, что мы говорим об одной и той же женщине?
Хоторн утвердительно кивнул.
– Однажды она без предупреждения приехала к отцу, – рассказал он. – Тот рассвирепел до такой степени, что в гневе высадил мозаичное окно в часовне. – На лице Монтрейна появилась усмешка, когда он увидел, как вытянулось от изумления лицо жены. – Потом он объяснил свое поведение тем, что обозлился на Господа, во-первых, за то, что тот создал женщину вообще, а во-вторых – мою мать. Так что мое детство не было безоблачным и скучным, – признался он.
Маргарет внимательно посмотрела на мужа.
– Именно поэтому ты пытаешься казаться таким сдержанным? – поинтересовалась она.
– Пытаюсь? – переспросил он.
– Ну да!
Монтрейн взял жену за руку и помог ей спуститься вниз.
– Должен признаться, что кое в чем моя мать права, – сказал он, обнимая ее. – Ты действительно околдовала меня.
Изгиб ее спины был столь изящен и женствен, что ему захотелось немедленно припасть к нему губами. Сначала поцеловать ее в талию, а потом опуститься ниже, к ягодицам. Даже сейчас, при мысли об этом, Хоторн почувствовал возбуждение.
И он, как нетерпеливый и неразумный ухажер, тут же прижал Маргарет к стене.
Ее это явно развеселило. А Хоторну так нравилось, когда она смеется. Собственно, ему все в ней нравилось. Ее смеющееся лицо, завораживающий взор зеленых глаз, нежный пленительный рот.
– Подними голову, – попросил Монтрейн. – Я хочу поцеловать тебя.
Ее глаза заблестели от удовольствия.
Наклонившись, Хоторн погладил ее губы своими губами. По ее телу пробежала дрожь желания. Целуя жену, Хоторн терял голову, терял себя. У него было такое ощущение, будто он падает в темную пропасть, где голос разума замолкает, а тело подчиняется лишь физическим желаниям. И со временем эти ощущения не проходили. Более того, они увеличивались.
Им владело желание. Одному Богу известно, какой неистовой силы оно было.
Монтрейн уперся ладонями в стену по бокам от головы Маргарет. Его возбужденной плоти становилось тесно в панталонах, она рвалась наружу.
Еще один поцелуй, еще одно погружение в темную реку страстного забвения. Монтрейн непроизвольно задвигал бедрами, стремясь прижаться к жене посильнее.
– Прошу прощения, милорд, – раздался сзади голос проходившего мимо Смайтона. Мажордом был явно удивлен происходящим.
Майкл отскочил от Маргарет и стал с деланным интересом рассматривать стену. Взять себя в руки было почти невозможно.
«Господи, я же показался собственному дворецкому похотливым быком!» – пронеслось у него в голове. Повернувшись, Майкл увидел, что Маргарет едва не умирает от смеха. Она пыталась сказать что-то, но при каждом слове ее обуревал приступ веселья. Монтрейн закрыл глаза.
– Жаль, что так получилось, – прошептал он ей на ухо.
– Нам лучше уйти отсюда, – проговорила наконец Маргарет. – Смайтон может вернуться, и тогда будет еще хуже.
И граф Монтрейн удалился с женой в их спальню, откуда еще долго слышался счастливый женский смех.
Герцог Таррант наблюдал за своими жеребцами – привычное для него дело. Животные рвались на свободу с таким же рвением, как рвутся к ней все молодые существа в предвкушении долгой жизни и розового будущего.
Жаль, что не всегда их ожидания оправдываются.
Герцог стоял у забора, то и дело поглядывая на покрывавшую землю слякоть. Какая нелепость для летнего времени! Словно сама природа предупреждала его о том, что он затеял опасную игру.