– У меня будет ребенок, – спокойно сообщила Маргарет.
Отвернувшись от очага, Пенелопа оторопело посмотрела на нее расширившимися от изумления глазами. Ложка, которой она только что помешивала суп, выпала из ее руки. Что ж, подумала Маргарет, хорошо хоть, что в последнее время они часто едят цыплят. Все дело в том, что ее стало тошнить от запахов.
– У вас будет ребенок? – ошеломленно повторила Пенелопа.
Маргарет вздохнула – у нее было такое чувство, словно она повисла на краю утеса.
– Вот уже пять дней меня тошнит по утрам, – сказала она. – И днем тоже. – Маргарет тяжело опустилась на стул.
– Это странно, но я... – Пенелопа не договорила.
– Тебе и в голову не приходило, что я могла сойтись с мужчиной, да? – подсказала ей Маргарет.
Пенелопа кивнула.
– Но именно так я и поступила. – Ну вот, она призналась во всем. – Это произошло, когда я ездила продавать книгу.
– Вчера вы едва не упали в обморок, – заметила Пенелопа.
– Да, но в последнее время это со мной не впервые, – кивнула Маргарет.
В Лондоне она не раз слышала от подруг, как те чувствуют себя во время беременности. Но признаться, наибольшее впечатление произвел на нее недавний эпизод. Пенелопа улеглась на кровать, прижимая к животу завернутый в полотенце разогретый кирпич, и громко сетовала на женскую долю, заставляющую бедных женщин ежемесячно выносить тяжкие страдания. Уже тогда Маргарет подумала, что в ближайшие месяцы она от этих страданий будет избавлена.
– У вас будет ребенок... – повторила Пенелопа, как-то странно махнув в воздухе ложкой.
– За годы замужества я так и не смогла забеременеть, – промолвила Маргарет едва слышно. Сколько ни думала она об этом, не могла понять, в чем все-таки дело. Очень странно! Хотя, как бы там ни было, теперь она точно знает, что не бесплодна.
– Одна женщина из деревни частенько повторяет, что за отсутствие яиц надо ругать не курицу, а петуха, – заметила Пенелопа.
Услышав это, Маргарет нервно рассмеялась.
– И что же вы будете делать? – спросила Пенелопа.
– Как что? – улыбнулась Маргарет. – Я стану матерью.
– Но вы можете представить себе, какие пойдут по деревне сплетни? – встревоженно спросила Пенелопа.
Маргарет утвердительно кивнула:
– Конечно, представляю. – Это ее больше всего волновало. Ее ребенка всегда будут называть бастардом, незаконнорожденным, и в этом будет ее вина. Именно это омрачало нежданную радость женщины. Но как быть? Она не может ничего сделать.
– А вы сообщите ему? – спросила Пенелопа. – Я хочу сказать... отцу? – Девушка явно смущалась, но этот вопрос неоднократно задавала себе сама Маргарет.
Следует ли ей рассказать Майклу о том, что у них будет ребенок? Как он поступит, если она пошлет ему письмо с этим известием? Маргарет ничуть не сомневалась в том, что Хоторн захочет помочь ей, сделает ее любовницей. Если это произойдет, их ребенок вечно будет носить клеймо незаконнорожденного – как Джером. А ведь он, между прочим, очень глубоко переживал из-за этого, стыдился своего положения.
Маргарет положила руку на живот. Сейчас в ее чреве растет ребенок. Она должна найти способ уберечь его от скандалов, от жестокого мира и даже от глупости его собственной матери.
– Нет, – наконец произнесла она. – Говорить о чем-то отцу ребенка нет необходимости.
– Ну что скажете, герцог? – спросил граф Бэбидж. – Отличное приобретение, не так ли?
Герцог Таррант кивнул. В библиотеке графа Бэбиджа было очень тепло, но он вдруг почувствовал, как по спине его пробежал холодок.
В руках он держал книгу – ту самую, которую считал уничтоженной. Одну из трех, которые он получил семь лет назад.
Даже сейчас герцог Таррант помнил, какую тогда испытывал гордость. Правительство так и не смогло оценить масштаб собственной ошибки. Лишь он один понимал, какие страдания выпадут на долю империи, если события будут развиваться в прежнем русле.
– Боже мой, Бэбби, где вы это откопали? – Раздавшийся из-за спины мужской смех удивил Тарранта. Повернувшись, он нахмурился, медля положить книгу на стол. Возможно, это всего лишь копия. Не раз они слышали насмешки по поводу того, что выбрали именно эти книги. Конечно, они хотели возбудить интерес к ним, однако те, кому книги попадали в руки, и подумать не могли о том, что в них содержится что-то более глубокое.