Выбрать главу

На самом деле кресло оказалось слишком удобным. Один зевок за другим, Мартиника продвинулась только до двадцать второй страницы — crataeguslaevigata, боярышник гладкий, — перед тем, как погрузиться в нежные объятия старой кожи. Однако она не могла продремать больше пяти минут, когда ее разбудил звук открывающейся двери в дальнем конце комнаты.

— Сюда, Джастин, — произнес женский голос. — Я должна поговорить с тобой.

Мартиника резко села, едва не уронив книгу на пол.

— Мы должны вернуться в гостиную, Кристина, — ответил низкий знакомый голос. — Что ты хочешь?

— Поговорить с тобой, — ворчливо проговорила миссис Эмброуз. — Но ты в отвратительном настроении.

— Неужели? — тихо спросил Сент-Врейн. — Скажи мне, дорогая, тебе понравилось щеголять передо мной своим новым трофеем сегодня вечером? Это не сработает, ты же знаешь.

— Я не могу понять, что ты имеешь в виду.

— Лорд Ротуэлл, — пояснил он. — Ты флиртовала с ним в течение всего обеда.

— Да? И почему я не должна была это делать?

— В самом деле, почему, — прошептал Сент-Врейн.

— Ты устал от меня, Джастин. — Эти слова прозвучали резко. Ты ведь ни в малейшей степени не ревнуешь. Почему бы тебе просто не признать это?

— Не глупи, моя дорогая, — ответил он. — Я знаю тебя всего шесть недель.

— Да, и ты уже неверен мне!

Последовало долгое молчание.

— Неверен? — эхом отозвался он. — Моя дорогая девочка, ты ошиблась во мне. Я не заинтересован в… чем-то, что имеет постоянную природу. Я думал, что ты поняла это.

— В самом деле, я понимаю, что была использована, — прошипела она. — Шесть недель, и ты уже не обращаешь на меня внимания.

— Ты имеешь в виду, что я не хожу перед тобой на задних лапках, — поправил молодой человек. — И не потакаю каждому твоему капризу. Но если бы я поступал так, Кристина, то ты вскоре устала бы от меня.

— Так это твое жалкое оправдание насчет нее? Гори в аду, Джастин!

На мгновение он замер.

— Я думал, что ты понимаешь игру, в которую играешь, моя дорогая, — наконец ответил Сент-Врейн. — Но если нет — если, ты на самом деле ищешь мужа — то тогда да, тебе лучше запустить когти в Ротуэлла. Возможно, тебе удастся довести его до алтаря.

— Я не хочу Ротуэлла. — Ее голос звучал убийственно мягко. — Я хотела тебя. Неужели ты был достаточно глуп — или достаточно самонадеян — чтобы предположить, что я не узнаю о твоей маленькой шлюхе в деревне?

— О, во имя всего святого! — Сент-Врейн издал раздраженный звук. — Эта девица из таверны? Разве она имеет для тебя какое-то значение, Кристина?

Послышался шелест шелка, как если бы миссис Эмброуз торопливо направилась к нему.

— Перестань спать с ней, Джастин. — В этих словах слышалось мрачное предупреждение. — Ты выставляешь меня на посмешище. Я не потерплю этого, слышишь? Перестань спать с этой… с этой женщиной, и приходи ко мне сегодня ночью.

— Кристина, дорогая, это будет неблагоразумно.

Раздался резкий звук удара плоти о плоть. Она дала ему пощечину!

— Приходи ко мне, Джастин. — В голосе миссис Эмброуз звучали пронзительные, отчаянные ноты. — Я требую этого. И перестань видеться с этой маленькой шлюхой, или, клянусь Богом, я… я скажу Регги, что ты силой взял меня.

— Кристина, ты имеешь хоть малейшее представление о том, как жалко звучат твои слова? — холодно ответил молодой человек. — Ты красива. Не стоит вести себя так, словно ты на грани отчаяния.

В наступившей тишине эхом отозвалось душераздирающее рыдание.

— О Боже! — воскликнула женщина. — О, что теперь будет со мной? Ты… ты просто использовал меня, Джастин. Бедную, одинокую вдову, и ты точно знал, как следует манипулировать мной, не так ли? — А затем она начала рыдать по-настоящему; долго глотала слезы, задыхалась, стимулируя чувство вины.

Миссис Эмброуз, решила Мартиника, просто пугающе талантлива.

Потребовалось полудюжина таких рыданий, чтобы он сломался.

— О Боже, Кристина! — Судя по голосу, Сент-Врейн смирился. — О, Кристина, иди сюда. Я не могу вынести, когда женщина плачет!

За этим последовали шелест и звук сминаемого шелка, а потом — низкой рокот голоса Сент-Врейна, приглушенный чем-то, возможно, ее волосами. Затем рыдания прекратились, а слова обратились в тихий, успокаивающий шепот. Господи Боже, неужели бедняга клюнул на это?