— У меня на носу… шишки. — Я протягиваю руку и касаюсь маленького носа Рухара. — Его нос такой же, как твой.
— Ну если ты так говоришь, — поддразнивает она. — Но в остальном он — вылитый ты.
Мне кажется странным, что у такого маленького существа, как мой сын, мое лицо. Я думал, что буду похож на своего брата, так же, как у Пашова и Салуха схожие черты лица. Но мой брат Рáхош уродлив и покрыт шрамами. Я уродлив для Хар-лоу? Встревоженный, я запихиваю еще один кусок мяса в рот моей пары.
Рухар заканчивает есть, и Хар-лоу вытирает ему рот кусочком мягкого меха, а затем укладывает его на его любимое одеяло. Он ползает вокруг, тянется за резной костяной игрушкой, а затем засовывает ее в рот и кусает.
— Как ты думаешь, ты сможешь понаблюдать за ним еще немного? — спрашивает Хар-лоу. — Мне нужно продолжать работать на компьютере. Это загадка, которую я не могу до конца разгадать, и это меня беспокоит. — Ее рыжеватые брови сходятся вместе. — Как будто чего-то не хватает, чего я просто не понимаю.
— Не понимаешь? — Я предлагаю ей еще кусочек еды.
Она берет его с мечтательным выражением лица, медленно пережевывая. Ее мысли явно сосредоточены на ком-пьютере.
— Все даты неверны. Я просто… Я не знаю. У меня есть такое предчувствие. Все говорит о том, что ша-кхаи живут здесь почти триста лет, но когда я просматриваю внутренние данные, они просто не сходятся.
— Делай то, что тебе нужно, — говорю я ей. — Мы с Рухаром поработаем над шкурами.
Ее рот кривится в ухмылке.
— Он поможет тебе, как помог вчера?
Я ворчу. Мой сын слишком любопытен. Вместо того чтобы оставаться на своих одеялах, он лезет куда попало. Вчера он забрался в миски с субпродуктами, которые я использую для дубления шкуры. Недавно я узнал об этом от Химало и захотел создать мягкое одеяло для своей половинки на суровый сезон. Все меха, которые я знаю, как делать, жесткие, вычищенные дочиста, но не очень мягкие. Шкуры Химало мягкие, как кожа моей пары. Я хочу для нее самого лучшего.
Но теперь, когда Рухар разлил все мои средства для дубления, я должен придумать другой способ сделать шкуры мягкими. Я не хочу тратить их впустую.
— Я буду работать, несмотря на помощь Рухара.
Раскаты смеха Хар-лоу эхом отдаются в странной пещере. Она встает на ноги, и я тоже. Ее руки обвивают мою шею, и она наклоняется ближе, ее взгляд такой нежный, что у меня начинает болеть член.
— Может быть, после того, как мы уложим его спать, ты проведешь мне экскурсию по мехам?
Мне нравится эта мысль.
— Я смогу уложить его в постель пораньше.
Она хихикает в ответ на мое поддразнивание и целует меня.
— Я оставлю вас двоих заниматься вашей работой и вернусь к своим проектам.
Я касаюсь ее руки, когда она уходит, отчаянно желая снова прикоснуться к своей паре. Иногда трудно позволить ей работать, когда все, что я хочу сделать, это схватить ее и стянуть с нее кожаную одежду, пока она не окажется обнаженной и подо мной. Я рассеянно потираю собственную обнаженную грудь, радуясь, что мы далеко от племени, и я волен одеваться так, как мне заблагорассудится — не более чем в набедренную повязку.
— Да-да! — Рухар зовет меня и поднимает руки, приветствуя.
— Я здесь, — говорю я ему и поднимаю его на руки. Мой сын. Думал ли я, что моя жизнь не была полной без моей второй половинки? Я испытываю ту же неистовую любовь к своему маленькому сыну, но по-другому. Он — мое сердце, точно так же, как и моя Хар-лоу.
Мое «сердце» булькает и хлопает меня ладонью по подбородку.
— Да-да!
— Да-да, теперь поработаем, — соглашаюсь я, беря его под мышки. — Пойдем. Мы будем дубить кожу.
***
Работать с маленьким комплектом под ногами — сложно. У Рухара есть мягкое одеяло, на которое я кладу его, чтобы он мог поиграть, пока я соскребаю большую шкуру двисти, которую я растянул на снегу. Поскольку у меня нет мозгов и кишок этого существа, я натираю кожу жиром, а затем соскабливаю ее, чтобы попытаться смягчить… в промежутке между поисками Рухара. Мой сын сейчас ползает и использует любую возможность, чтобы убежать.
Я вытаскиваю его из ближайшего сугроба и снова укладываю на одеяло. Это игра, в которую он любит играть. Он уползает, и я нахожу и кладу его обратно. Он уползает прочь. Я кладу его обратно. Он уползает прочь. Я кладу его обратно. Рухар находит это забавным.
И даже при том, что я не могу много поработать над шкурами, я также не могу злиться, когда он улыбается мне, его рот полон слюны, а десны подчеркнуты двумя маленькими кривыми клыками.
— Останься ненадолго, — снова говорю я ему. — Мы поиграем в игру позже. — Скоро зайдет солнце, и мне придется упаковать свои шкуры и отнести их обратно в пещеру. Это грязная задача, и поэтому я делаю это снаружи, на снегу, недалеко от входа в пещеру.