И точно: что ни день — письмо или посылка ему. Что ни месяц — друг прикатывает. Из каких только республик, краев и областей не приезжают к нему! Но главное — сам он (вот уж характерец!) никому покоя не давал. Хочу работать и баста! Мы с районным начальством и так и сяк головы ломаем. «Запорожца» ему выхлопотали — пришлось с бюрократами повоевать. Они возражали: мол, как он машиной управлять будет? А посему — не положено. Но мы поднажали: жена его на «Запорожце» возить будет. А Возовиков, между прочим, женился. Нашлась дивчина заботливая и верная, и девочку ее он удочерил.
Устроили мы его экскурсоводом в музей трудовой славы силикатного завода. По сути дела, это поселковый музей, для всех открыт. Между прочим, некоторые тоже сомнения высказывали: Петр, мол, без помощи других по малой нужде сходить не может, где уж тут экскурсоводом? Но Возовиков сам все проблемы разрешил, приезжает на работу с дочей. Если кто на это усмехнется или улыбнется с сарказмом, я так ему скажу: мыслишь, друг, в меру своей испорченности, не будь пошляком. Ну и что, что девочка отцу-инвалиду помогает. Зато, я уверен, вырастет из нее заботливая дочь, мать и замечательная жена солдата. А экскурсии, которые Петр Возовиков проводит, нельзя без волнения посещать. Они очень здоровые зерна сеют в сердца молодых. Приезжайте, если хотите в этом убедиться.
…Вспомнив Петра Возовикова, я откладываю свое никчемное занятие. Грустно стало. И музыка в приемнике не играет. Диктор передает последние новости. Вслушиваюсь: «В результате сильного ливня чрезвычайная обстановка сложилась в ряде горных районов… Оползни и селевые потоки повредили посевы, десятки домов… Вышли из строя линии электропередачи, пострадали ирригационные сооружения — разрушены четыре дюкера, три моста… Имеются человеческие жертвы: пятеро погибли, трое доставлены в больницу в тяжелом состоянии. Ведутся поиски еще нескольких человек… Принимаются меры по ликвидации последствий стихии…»
Я подумал: «Да-а, и без солдат там тоже сейчас не обойтись. Они всегда бросаются на помощь первыми. Это не Афганистан, конечно, не Чернобыль, но тоже очень там трудно и тоже испытание. И вообще армия — это хорошая проба на прочность».
Я ненавистно посмотрел на список с выведенными красным карандашом фамилиями и изорвал его в клочья. Потом взял отложенные личные дела и перемешал их с папками призывников. Так-то оно по-нашему будет, по совести.
«СЕЛИ НА ШЕЮ СЕЛИ»
Любят солдаты каламбуры и шутки. В любой, казалось бы, сложнейшей обстановке, когда жизнь на волоске или тяжесть неимоверная взвалена на плечи, обязательно найдется ротный Теркин и выкинет коленце, от которого хоть стой, хоть падай — обхохочешься. И вроде как не бывало усталости, соленого пота, безвыходной ситуации.
Вот и сейчас дождь хлещет, солдаты промокли до нитки, руки саднят, сапоги от налипшей грязи — что гири на ногах, и ЗИЛ узкую дорогу колонне перегородил, одним колесом над пропастью завис, а им хоть бы хны — схватились за животы и хохочут, будто на клоунаде в цирке. А что, собственно, сказал смешного рыжий и юркий с лицом в конопушках солдатик? Нет, сначала кто-то чертыхнулся с досады на разыгравшиеся в горах сели и обвалы. Мол, если бы не они, сидели бы сейчас уволенные в запас в поезде, чаек на здоровье попивали. А этот, с веснушками, возьми и ляпни: «Сели, чтоб их… на шею сели». Каламбурчик вышел. Смех грянул, эхом понесся, будоража горы. И он, вроде бы зрелый человек, командир полка, тоже не сдержался, вытирает слезы, выступившие на глазах, смеется вместе со всеми, не остановится.
Подполковник Спиваков вдохнул в себя побольше воздуха, задержал его, как делают обычно, пытаясь унять икоту, и выдохнул:
— Уморили вы меня… Хватит! Веселого-то мало. Надо машину выручать.
— Да это мы мигом! Навались, ребята!
Солдаты дружно облепили ЗИЛ со всех сторон, взревел мотор.
— Раз, два-а, взяли!.. Еще р-раз…
— Осторожней, осторожней! — осаживал наиболее прытких подполковник, упираясь одной рукой в борт и тоже толкая машину. Ноги скользили, из-под колес разлетались каменистые комья, а позади зияла бездна…