— А-а… они наверх с Мацаем полезли, на березку вашу… — пробормотал смущенно Шурка, еще топчась в нерешительности у валяющейся в грязи кувалды. Но увидев, как потемнели глаза Глеба, а лицо его точно схватило морозом, Ртищев растерянно отступил на шаг, два… Неуклюже развернувшись, он обреченно поплелся в хвост колонны. Оттуда уже шел, заглядывая в кабины, прапорщик Березняк, проверяя, все ли на месте.
Антонов показал ему знаками, что поднимется в темпе к скальному выступу. Увидев, что прапорщик его жестов не понимает, он крикнул:
— Надо позвать ребят, замешкались они там!..
Когда он вскарабкался к «зубу», за которым они с Турчиным посадили деревце, ветерок отчетливо донес до Глеба разговор, от смысла которого он невольно остолбенел.
— …Ты что же, говорю, хрен моржовый, убить меня хотел, специально к пропасти рулил?! У него и так душа в пятках, а тут, видно, вообще выскочила. Стоит он ни жив, ни мертв, — хвастал взахлеб тенор Коновала. — Я ему хлясть! На колени, кричу, гнида тамбовская! Ну, он брык…
— А что, Ртищев взаправду хотел и себя, и тебя угрохать? — с хрипотцой отозвался Мацай. — Коз-зел, до чего довел «салабона».
— Нет, Коля, зачухался он просто на повороте, не учел габариты… А я его на испуг. Да он теперь носом землю рыть будет для меня!
— Ну и сука ты, Коновал, хи-хи-хи… Гляди, паря, доиграешься, отмочит он номерок со страху.
— Не боись, он у меня во-о где… Ты лучше об этом хмыре, Антонове, гоношись. Гляжу, не хочет он тягать твою совковую?
— Есть кому тягать, Витенька, не твоя печаль. Сам-то зубки на казаке обломил? У меня чугунок варит, не то что твой чурбан. Не узнав, где ахиллесова пята у казака, его не возьмешь.
— Чего, чего?..
— Уязвимое местечко надо искать, по-умному, тогда и вожжи можно натягивать…
Из-за скалы вышел Антонов и жестко оборвал Мацая:
— Только напрасный труд… Ну и скоты же вы!
Всего секунду был в замешательстве Мацай. Его глаза зазеленели, сощурились, а сам он, мягко ступая, медленно пошел на Глеба, цедя сквозь зубы:
— Вот ты каков, подслушивать для казака не гоже.
— Ошибаешься, никогда в «стукачах» не ходил, в шептунах — тоже. Я правду-матку в открытую рублю. Оставьте Ртищева в покое! Не то… — Глеб запнулся, подбирая слова.
— Что же «не то»? — усмехнулся Мацай, остановившись в полушаге от Глеба, набычившись, как борец, вот-вот готовый вступить в схватку.
Антонов сразу же оценил, что находится в невыгодной для себя позиции. Мацай стоял на возвышении, сбоку приближался к Глебу Коновал, оскалив зубы. И Глеб невольно отступил, удобнее ставя ногу на каменистую твердь.
— Ну, не шепчи, не шепчи, ты же «в открытую рубишь»… — бесцветно произнес Мацай, не спуская с Антонова тяжелого взгляда. Он уже хотел излюбленным приемом схватить Глеба за шею и пригнуть его к земле. Но вдруг, словно осенило его что-то, он странно хмыкнул и жестом остановил Коновала, готового кинуться на подмогу: — Погоди-ка… Значит, ты, паря, утверждаешь, что не доносчик? — с хитрецой спросил он Глеба, ухмыльнувшись.
— Никогда не был и не буду!
— Вот и хорошо, живи тогда пока. Посмотрим, заложишь ты Коновала или нет. И если…
— А я не боюсь! И Ртищева тоже в обиду больше не дам. Знайте! — Антонов резко развернулся и бросил им через плечо: — Пошли, Березняк вас ищет. А кувалду свою, Коновал, у моей машины подберешь.
Глеб быстрым шагом направился к колонне, успокоив прапорщика, выжидательно стоявшего на дороге и посматривавшего на каменистый горб, возгласом «Идут они!»
Мацай и Коновал не спеша топали следом. Коновал зло нашептывал:
— Что же мы ему зубки не посчитали?! Та-акая возможность упущена, никого поблизости не было, э-эх, Коля, Коля…
— Заткнись, бревно, — оборвал того Мацай, — прапорщика видишь?.. Ты, думаешь, я тупой, думаешь, Антонов сам к нам полез на гору подслушивать? Фигу! Я сразу допер, что послал его кто-то. Вот и влипли бы. Зато теперь, паря, он у нас на крючке. Нащупал я его ахиллесову пяту.
— А если он заложит? Мне ведь тогда крышка!
— Не скули, не заложит он, да и не доказать ему, если что. «Гусенка» своего по пути обработай, чтобы рот на замок и ни гу-гу… Но Антонов никому не пикнет, будь спок, чересчур честь ему дорога, чтобы прослыть ябедой. А мы сами его «стукачом» сделаем! Вдарим ему не по зубкам, они у него, видно, крепкие, а по этой уязвимой пяточке — чести. Куда больней будет. Закрутится тогда «сынок», в ножки упадет перед дядей Мацаем. В общем, слушай, на следующем привале сделаем так…