Антонов, успевший уже сесть за руль автомашины, видел, что Мацай с Коновалом о чем-то договариваются. У ефрейтора плоское лицо до того вытянулось, а брови изогнулись дугой, что и сомневаться не приходилось: он весь — внимание, и то, о чем ему с наигранной веселостью ведал Мацай, поглотило его целиком. «Наверняка обо мне треплются, — решил Глеб, — что-то замышляют». Он еще чувствовал внутреннее напряжение после инцидента. Только сейчас осознал, что случись потасовка там, за камнем-зубом, вряд ли он бы вышел из нее победителем. Мацай с Коновалом отдубасили бы его за милую душу. Но почему отказались они от этого? Почему Мацай так легко отпустил его? «Нет, это неспроста, — думал Глеб, — надо быть внимательным… Но Коновал, мерзавец, что же он над Шуркой вытворяет? Ясно теперь, почему Ртищев ходит точно в воду опущенный. Руки в ход пустил Коновал, да еще такое обвинение на него повесил, сволочь! Нет, нужно что-то предпринимать, срочно. Но что?»
Глеб увидел, как Мацай хлопнул Коновала по плечу, тот довольно рассмеялся и побежал в сторону своей машины. Поравнявшись с «Уралом» Антонова, он и глазом не моргнув подхватил кувалду, которая мокла в коричневой жиже, и поспешил дальше. Мацай вразвалочку приблизился к кабине, легко запрыгнул на подножку и, открыв дверцу, спокойно прохрипел:
— Уступи-ка руль, подвигайся…
— Но ведь моя очередь вести!
— В другой раз. Ты, паря, ясно, шизик. Я не знаю, что тебе в голову взбредет…
— Да ты что!.. — Глеб чуть не задохнулся от негодования. — Ты говори, да не заговаривайся! Хочешь и мне приписать то, что Коновал Ртищеву в вину поставил? Не выйдет!
— Тихо, тихо, «сынок». Дядя Мацай пока старший машины. Или мне прапорщика позвать?.. Распустились «салабоны», никакой дисциплины, понимаешь… Березки у них на уме… У меня на первых месяцах службы только Березняк в башке сидел! А тут, понимаешь…
Мацай еще долго недовольно бурчал, пока усаживался за баранку, запускал движок, газовал, опробуя режимы его работы. Глеб забился в угол кабины. От нахлынувшей обиды ему было тоскливо и одиноко. «Ну почему так? — думал он. — Все парни как парни, уже и сдружились, понимают друг друга, поддерживают, доверяют. Только нашлись два недоумка, крутят, вертят, нервы портят и кровь сосут. Все видят и молчат, не хотят связываться. А кто-то страдает. Но чего бояться-то?! Ну, ладно — Мацай. Этого еще можно опасаться, силенка есть… Но один он что сделает? Попал бы в бригаду к Гыкале, тот бы живо с него спесь сбил. А подпевала Коновал? С тем вообще делать нечего. Только пыль в глаза пускает, ухарь двуличный. Перед Ломакиным и Березняком свечкой стоит, подбородком бодается, а в сторонку отойдет — давай права качать. Вывести его на чистую воду — закукарекал бы… Но почему все делают вид, что так и надо? Думают, что Мацай за Коновала горой стоит? Дудки, он же первым от «кореша» и отбоярится, когда жареным запахнет. Кому охота на рожон лезть, если предписание в кармане, домой ехать надо… Стоп! — осенило Глеба. — Мацай наверняка поэтому и в драку сегодня не полез. И руль у меня отобрал, идиот. А все почему? Чтобы не рисковать лишний раз. «Дембель» от него отодвинулся только по случайности, из-за обстоятельств. А уж он себя бережет, лопату в руки лишний раз не возьмет. И ничего он мне не сделает, — наивно думал Глеб, — только на психологию давит. А Коновала надо брать в оборот. Тогда и Ртищева выручим, выпутаем его из паутины. Все, на первом же привале переговорю с Турчиным, — решил Глеб. — Проведем собрание, выложу все, что думаю».
Не подозревал только Антонов, какая злая хитрость затевается против него. Может быть, тогда не ждал бы он вынужденного привала, а потребовал бы немедленно остановиться и встал бы смело перед следом идущими машинами, созывая ребят, командира взвода Ломакина и прапорщика Березняка. И изменилось бы уже тогда в его сознании понятие коробящего нутро слова «стукач», которое для него, как и для многих честных людей, было созвучно с омерзительными по сути своей словами «ябеда», «фискал», «предатель»… А есть ли другое, понятие?..
АВТОР В РОЛИ «СТУКАЧА»
Ну и роль себе выбрал, скажет кто-то, скривившись. Да на Руси издревле «стукачи» не в почете. Это те же анонимщики, только с той разницей, что начальники или командиры знают их в лицо. (Хотя часто бывает, они знают и автора анонимного послания.) Но остальная масса лишь может судить да рядить, кто же такой нашелся «отважный»? Как бы схватить за руку доносчика? Пусть даже факты, о которых «настучал», имели место, того, кто о них нашептал, снаушничал (если о нем узнают), окружают презрением. И стараются от него держаться подальше.