Это нервирует. Сразу же возникает странное ощущение, и я беру на руки Бусю, чтобы защититься. Совсем с ума сошла? Почти родственника боюсь? Нервы ни к черту.
— Я не могу иначе, Алик, как до вас всех не дойдет? Сонечка мне как родная, я не могу… — запинаюсь, потому что мне непонятно, к чему пояснять очевидное.
— Громов дал понять, что как раз таки неродная, отнял ее, а тебя… — Он тоже не договаривает фразу, и эти недосказанности витают в воздухе и оседают на нас тяжелым удушающим облаком.
Я знаю, что они с Громовым больше не друзья, и наше расставание тому виной. Он встал на мою сторону, пытался защитить, вразумить моего мужа, который считал нас любовниками, и я ему благодарна, но сейчас иду наперекор.
— Ты сильно рискуешь, Эля. Он может догадаться о правде. Забрать у тебя ребенка, — говорит отрывисто, челюсть стиснута, а кулаки сжаты. Что с ним?
Вздрагиваю, скованная страхом от одной только мысли, что это произойдет. Я знаю, что Громов в самом деле не погнушается отнять у меня Бусю. Пока он верит в мою измену, мой сын в безопасности, но в противном случае он его отнимет…
Руки машинально смыкаются на тельце ребенка, и я слышу тихий писк, он отдается во мне болью. Дыхание толчками вырывается из груди, и мне хочется прогнать Алика, чтобы он не озвучивал мои страхи, но я лишь вскидываю голову, уверяя и его, и себя:
— Этого не случится. Я приняла решение и беру на себя риски, — говорю строгим голосом, как судья при оглашении приговора.
Во взгляде Алика вижу сильное неодобрение, которое он и не пытается скрыть.
— Ты пожалеешь, вот увидишь! Потом наплачешься, но будет поздно.
— Громов слишком твердолобый, чтобы сомневаться. У него одна истина — я нагуляла ребенка с тобой, — горький смешок срывается с губ, и я опускаю глаза, вспоминая нелепые обвинения мужа в связи с нашим общим другом.
Как ему это в голову пришло?
— Я пытался ему объяснить, — зачем-то говорит Алик, заискивающе глядя на меня и подходя ближе.
Одну руку он кладет мне на плечо, а второй поглаживает ребенка по спинке, тот с изумлением и искренней радостью смотрит на чужого мужчину. Ребенок доверчив и открыт к любым контактам, он еще так мало знает о том, как много в этом мире зла.
— Не надо об этом вспоминать, все в прошлом, — глухо произношу, не поднимая взгляда.
Только чувствую, как сильно хочется стряхнуть тяжелую руку, терпкий запах мужского одеколона раздражает до того, что я чуть не передергиваю плечами.
Поскорее бы Алик ушел. Его визит тянется долгих полчаса, за это время он предпринимает еще пару попыток переубедить меня, но я остаюсь непреклонной, а когда закрываю за другом семьи дверь, выдыхаю с облегчением.
— Такой парень, а не женат, — мамин намек кристально ясен, и я с удивлением смотрю ей в глаза, замечая там привычное осуждение.
Присаживаюсь на стул на кухне и принимаюсь за чай. Мамин выпад даже не комментирую, но она рада стараться.
— Лида говорит, что он по тебе давно сохнет, готов с ребенком чужим взять.
— Так говоришь, как будто за это ему нужно памятник поставить.
— А чтоб и не поставить, Эля? Хорошие мужики на дороге не валяются, — качает головой, закатывая глаза. — В кого ты дура такая уродилась? Будешь одна лямку тянуть, пока я не окочурюсь или ты от усталости не загнешься. Ладно, ты меня не слушаешь никогда, все по-своему делаешь, я уже и перестала надеяться, что материно слово что-то значит, но ты пораскинь мозгами! Задобри Громова в Израиле, чтобы он ребенка признал, но не прощай, не вздумай! Замуж выходи за Алика, он будет тебя на руках носить, а бывший твой — алименты платить.
Я не могу сказать ей правду, поэтому просто не противоречу. Устала от перепалок, от ее вечного недовольства. Пусть думает, что я слушаю и на ус мотаю. А сама буду поступать, как лучше для меня и моего ребенка.
Еще во время учебы в универе, мы с моим другом Артуром решили начать свое дело. Оба являясь сыновьями состоятельных отцов, мы должны были влиться в семейный бизнес, но решили пойти своей дорогой в жизни и открыли вместе свой первый автосервис. Причем, с самого начала рискнули и замахнулись на элитное местечко. Он — использовав трастовый фонд, а я — продав дом, доставшийся мне от бабушки по материнской линии.
Мамы к тому времени давно не было в живых, а отец не мог ничего сделать с собственностью, не принадлежащей ему. Он, конечно, злился и бойкотировал меня, но, когда мы стали финансово успешны, смирился. Когда же через год Артур трагически погиб в автокатастрофе, папа выкупил его долю в бизнесе, чтобы он принадлежал мне единолично. Я об этом не просил и даже не подозревал, но он преподнес подарок на нашу с Элей свадьбу.