Я машинально оделся, вышел на улицу. В гостинице «Урал», где по утрам покупаю газеты, стояли двое в форме. Вчера здесь их не было. Газеты задерживались. Подошел к зданию городского ОВИРа — это тоже напротив моего дома, спросил у стоявших, знают ли о случившемся. На меня смотрели недоуменно. Я вернулся домой, позвонил на международную телефонную станцию узнать, есть ли связь с Парижем, Я хотел позвонить на станцию «Свобода» своєму другу Семену Мирскому и поговорить с ним о случившемся. Телефонистка ответила довольно бодрым голосом: «Мы работаем нормально». Я снова вышел из дома. Особых отклонений в обычной уличной жизни я не заметил. Прохожие говорили о чем угодно, но не о заявлении ГКЧП. Все это насторожило меня еще больше. В двенадцать часов раздался телефонный звонок. Из гостиницы «Россия» звонила Ольга Михайловна Могилянская, только что прилетевшая из Торонто на конгресс соотечественников. Какой коварный шекспировский акт: заговорщики устроили путч именно в день начала работы конгресса, когда в Москву со всего мира слетелись русские люди, наши соотечественники. Русские французы, русские американцы, русские англичане, князья, графы, потомки императорской династии, писатели, ученые. Сотни человек. Именно их имел в виду Владимир Панков, назвав моими подопечными. Как я потом узнал, многие из них были в трансе, они боялись арестов, допросов. Некоторые ринулись в Шереметьево.
Я поехал в гостиниц). Сын Ольги Михайловны Андрей Мстиславович спросил: «Посоветуйте, как быть: при регистрации дежурная сказала, чтобы я без нужды не выходил на улицу, за это она выделит номер с прекрасным видом на Кремль». Я ринулся к шторе — действительно вид с пятнадцатого этажа «России» был восхитительным: Кремль, собор Василия Блаженного, слева лента реки Яузы, московская дымка. Только вот маленькая деталь, штришок: все это — на фоне стоявших на мостовой танков.
Я сгорал от стыда: наши соотечественники, многие из которых не были на родине двадцать, сорок, семьдесят (!) лет, могли попасть в кровавую баню… Но, как говорится, где наша не пропадала — через двое суток все они были счастливы, что судьба послала им такой неожиданный подарок — стать свидетелями и почти участниками (я знаю, что многие, несмотря на запреты, были на баррикадах у Белого дома) августовской революции. Впечатлений и воспоминаний у них осталось на всю оставшуюся жизнь.
А в конгрессе соотечественников я не участвовал. Хотя, казалось, чего проще: подходи к любому и бери интервью. Но я не люблю на готовенькое. Мне было больше по душе, когда, коченея от страха, я тайно от сочленов своей делегации (помните ту первую поездку в США, о которой я рассказал в предисловии к этой книге), за-метая следы, пробирался по вашингтонским улицам на встречу с Василием Аксеновым или разыскивал Иосифа Бродского. Там была журналистская страсть, тайная охота, риск. А здесь… мне было неинтересно, пресно и суетливо.
К чему этот завершающий книгу мазок? А вот к чему: я благодарен всем, кто помог спасти Россию от нового, еще более мрачного погружения в ночь диктатуры и беззакония. Когда 20 августа со своим сыном Кириллом я стоял перед Белым домом и в течение четырех часов слушал почти библейские речи, призывы мужественных ЛЮ-, дей, я снова думал и об этой книге. Слушая тех, кто верил в победу демократии и справедливости, я понимал, что книга увидит свет. Что «После России» будет, потому что будет Россия. Так и случилось.
Феликс Медведев 25 сентября 1991 года
