Мадлен достала элегантное серое бархатное платье и серый плащ с черным меховым воротником.
— Тебе нравится?
Луиза заулыбалась.
— Да, да, конечно!
— Хорошо, бери, я не жадная, — смилостивилась аристократка. — К тому же эти вещи поизносились им уже больше месяца. Хотя, этот плащ я так ни разу и не надела… Платье надевала всего раз… Бери, дарю! Еще выберем белье…
— Но его никто не увидит…
— Еще раз повторяю, ты едешь на прогулку с моим кузеном, а от него можно всего ожидать! — строго напомнила Мадлен. — Раз уж он велел выбрать платье, то, наверняка, подразумевал еще и белье… Вот, возьми это.
— Большое спасибо, госпожа, не знаю, как вас благодарить, — залепетала девушка.
В дверь постучали.
— Войдите! — велела Мадлен.
В комнату вошел смеющийся Макс.
— Луиза, возьми еще эту обувь, — сказала Мадлен.
Она протянула служанке новые туфли из темной кожи, украшенные пряжкой в форме сердечка.
— Меня поражает ваша щедрость, мадмуазель, — сказал Макс. — Вы все так выбираете и отбираете…
— Да, я такая! А-а! Вы подслушивали, нахал!
Мадлен возмущенно сжала губки.
— Бессовестный!
Луиза быстро исчезла из комнаты, прижимая к груди драгоценные подарки щедрой Мадлен.
Во дворе замка герцог уже поджидал девушку.
— Неплохо выглядите, — произнес он надменно.
— Благодарю вас, сударь, — скромно улыбнулась девушка.
Герцог подошел к ней и, подхватив как пушинку, усадил на белую лошадь. Потом уселся на рыжую. Во двор вышли Макс и Мадлен.
— Решили прогуляться пешком? — смеясь, спросил их герцог.
— Да, — ответила Мадлен. — Вы так красиво смотритесь на лошади, ах!
Девушка всплеснула руками и одарила герцога пламенным взглядом. Луиза сжала губы и отвернулась. Довольный герцог решил поразить Мадлен окончательно, он сделал круг по двору, затем поставил лошадь на дыбы. Потом при помощи хлыста заставил лошадь выполнять какой–то танец.
— Кри — Кри! — раздался возмущенный голос тети из окна. — Хватит мучить животное, вот если тебя так ремнем!
Герцог ничего не ответил, только сильнее стегнул лошадку. И тут случилось страшное. Д’Омон, явно, не рассчитал силенки. Бедная лошадь резко рванула вперед. Аристократ еле удержался. Он попытался ее остановить, но безуспешно.
— Сейчас он сделает круг почета вокруг замка, — усмехнулся Макс.
Подпруга, которая удерживала седло на лошади, лопнула. Д’Омон, изрыгая проклятья на все лошадиное племя, приземлился в навозную кучу.
Подбежали Мадлен и Робеспьер.
— Здорово у вас получилось! — захлопала девушка. — Это вы специально придумали такой прыжок?
— Что я больной что ли? — возмутился герцог, выбираясь из навоза.
— А вы не больной? — поинтересовалась красотка.
— Нет! — твердо ответил аристократ.
— Хорошо! А сюда вы так красиво с лошади прыгнули! — восхищалась Мадлен. — Это все ради меня?
— С чего вы взяли? — буркнул герцог.
— Макс сказал, что вы сюда прыгнули, чтобы меня поразить! — весело ответила Мадлен.
— И поразили, — хохоча кивнул Робеспьер.
— Студентишка, сейчас я тебя туда кину! — гРозно прошипел герцог, засучивая рукава.
— Я это сказал, чтобы Мадлен не волновалась, — пояснил Робеспьер.
Но герцог уже вылез из кучи и направился к студенту, который не двинулся с места.
— Макс, бегите, — заволновалась Мадлен, — он и правда вас туда кинет!
— Дорогая, зачем бежать, я могу спокойно уйти, — ответил Макс красотке.
Робеспьер развернулся и зашагал по тропинке, ведущей во двор. Герцог при виде такого спокойствия, граничащего с наглостью, только рот разинул.
Помня о своем внешнем виде, герцог не решился бежать за Робеспьером, опасаясь за свою дворянскую честь и достоинство.
Бедная Луиза все еще сидела во дворе на лошади.
— Не волнуйтесь, — сказал студент хохоча, — сейчас герцог спустит вас на землю. Только пахнуть его сиятельство будет не очень хорошо. Хм, прогулку, скорее всего, отменит.
Действительно показался герцог. Весь с ног до головы в навозе.
— Помогите даме! — напомнил Макс.
— Заткнись, дохляк! Мадмуазель, пожалуй, прогулку лучше перенести на завтра…
— Сегодня день не подходящий, — ехидно добавил Робеспьер.
— Я помогу вам, Луиза, — галантно произнес д’Омон.
Он протянул ей руки в перчатках, вымазанных в навозе.
— Благодарю, — пробормотала она, — я сама…