Выбрать главу

Поглядывая на приметы трагедии, он попытался восстановить события позавчерашнего вечера. Он приехал к Павлу в одиннадцать, и в это время кто-то его увез. Последний разговор с Павлом был перед тем за полтора часа. Паша старался вспомнить какое-то странное наблюдение в электричке. Об этом же он, Децкий, беседовал по телефону со всеми, но в те полтора часа разбежки он никому не звонил, только Паше, но его номер был занят. Вот в это время туда прибыл убийца; наверное, предложил выпить, Паша, разумеется, согласился, затем под веским предлогом взяли машину, и тот повез Павла убивать.

Децкому вспомнилось, что он разговаривал еще с Катькиным любовником, но через десять минут после этого разговора он выехал к Павлу. Подозревать Олега Михайловича не приходилось. За десять минут добраться к Павлу от Катьки нельзя, но главное не в том, главное, что Олег Михайлович был Павлу чужой человек, и вот так, с наскоку, только войдя в дом, потребовать открывай гараж, выводи машину — он не мог. Приезжал свой, кого Павел знал, с кем мог беседовать, кому хоть в малой мере доверял. А ведь в квартире, подумал Децкий, еще вчера утром оставалось множество следов этого человека — на стаканах, на ручках, посуде, на столе, — не сидел же он перед Павлом в перчатках… Теперь Децкому стало ясно, почему отвечал короткими гудками телефон: трубку с рычагов снял убийца — никто не мог отвлечь Павла звонком, и Павел никому не мог проговориться, что он не один, что у него гость, что он пьет с этим гостем…

Вдруг близко, напугав Децкого, заскрипела тормозами машина. Оглянувшись, Децкий увидел в десяти шагах «Москвич» дорожной инспекции; из него выходил старший лейтенант. "Что ему? — неприязненно подумал Децкий. Кажется, ничего не нарушил". Но еще через миг его пронзил суеверный страх за лейтенантом из машины вышел следователь Сенькевич. Только удивление, отразившееся в глазах следователя, удержало Децкого от панической растерянности.

Поздоровались.

— Ваш старый товарищ, да? — сочувственно сказал следователь, глядя вниз на масляное пятно.

Никаких слов не нашлось у Децкого для ответа, язык предательски онемел, и Децкий кивнул, но получилось даже хорошо, даже со значением: зачем спрашивать, зачем трогать чужую рану.

Игнорируя это значение, следователь спросил:

— Он крепко выпивал, да?

Децкий вновь ограничился кивком.

— А когда вы видели его в последний раз?

Уж тут невозможно было отделаться кивком и нельзя было сказать правду, и Децкий сказал полправды, лишь то, что могли подтвердить другие:

— После работы. Мы вместе вышли с завода.

— А куда, Юрий Иванович, — не унимал интереса Сенькевич, — Пташук мог ехать ночью по этому шоссе?

— Ума не приложу, — искренне ответил Децкий.

— Как же получилось, что он напился до такой степени?

— Дома, — сказал Децкий. — Он позвонил мне часов в девять, уже плохо владел речью.

Сказав так, Децкий тут же пожалел о своих словах: зачем объяснять, пусть бы и гадал, где напился, а так падала на него самого какая-то недобрая тень, непонятно какая и почему, но ложилась на него вина.

— И часто так бывало?

— В последний год — да.

— Хорошо водил машину?

— Слабо.

— Но любил ездить?

— По настроению, — осторожно ответил Децкий. — Иногда неделю не садился за руль.

Вопросы были уместные, безобидные; Децкий сориентировался, что следователю немногое известно, что он в плену версии ГАИ, и почувствовал себя вольнее. Но тут вышел из машины и подошел к ним парень лет двадцати пяти — высокий, модно одетый, интеллигентного облика.

— Познакомьтесь, Юрий Иванович, — сказал следователь, — это мой помощник, инспектор Корбов. Если возникнет необходимость, можете обращаться к нему, как ко мне.

Децкий взглянул на помощника; тот показался ему излишне для работника розыска красивым, утонченным, изнеженным — этакий "маменькин сынок"; по было и понятно Децкому, что это впечатление обманывает его, что на опасной работе уголовного розыска делать "маменькиному сынку" нечего, что он должен многое уметь и иметь толковую начинку головы. С первого взгляда Децкий приметил и крепкие руки Корбова, и на руке никелированный браслет автогонщика — знак быстрой реакции и личной храбрости. Децкому вновь стало не по себе. Угнетающее это действие оказал не сам умный и, судя по браслету, смелый Корбов, сам по себе он Децкого не испугал; скверно было другое, скверно было, что следователь Сенькевич взял помощника, что уже двое, а то и больше, людей занимаются его делом. И занимаются успешно, в чем убедил Децкого очередной вопрос:

— Пташук был у вас на даче двадцать четвертого числа?

— Был.

— Как он приехал? Поездом, машиной?

Пришлось рассказывать, кто чем добирался и почему Павел приехал без семьи. Все это вызывало досаду, но особенно потрясло Децкого, что Сенькевич с помощником вели свое следствие параллельно. Децкий даже с ужасом предположил, не следят ли за ним — уж очень странно выглядела эта встреча здесь, на шоссе, этот приезд обоих именно в ту минуту, когда он примерял к месту катастрофы свою версию. Но такое подозрение сразу и отпало: он возвращался с развилки и все двадцать километров ни одна машина не появлялась в смотровом зеркальце. Совпадение, решил Децкий. Но крайне неприятное было совпадение, ненужное, памятное, способное породить сомнительные мысли.

Децкий попрощался и поехал в город. Думы свелись на следователей. Что им Павел, рассуждал Децкий, что привело их на место гибели, что они ищут тут с утра пораньше? И вопросик этот "был ли на даче, чем ехал?" совсем не безобидный, не формальный вопросик, а содержательный, злой, меткий. Уже повязали, черт бы их взял, дачу с похищением, а похищение с транспортом. Пусть версия, пусть догадка, но есть она, породили, обдумывают, подбираются. Вот и Павлика заподозрили; не ушел бы вчера, сегодня бы вызвали для знакомства. А если Павел, то и все остальные тоже под подозрением. "Заварилась-таки каша! — сказал Децкий вслух. — Все отпробуют, все загремят!" Но подумав, решил: никто не загремит — улики отсутствуют. Вот, приехали следователь с помощником на место происшествия, посмотрел один, посмотрел другой — и что с того? Мало ли у них нераскрытых преступлений? Мало ли развешано плакатиков — разыскивается опасный преступник? Каждый делает свое дело. Кто обловчит — тот и жив. И помощник, экая важность — помощник, думал Децкий, может, он бумажки помогает писать; мастера к мастеру не ставят, подмастерье, одним словом, ученик, технический исполнитель; он количество дает, а качество дает майор Сенькевич. Так что не двое против одного, а один на один. Не бояться надо, думал Децкий, надо спешить.

Заскочив домой, Децкий позвонил в таксопарк. Главный инженер отсутствовал, но секретарша, услыхав "капитан Децкий", ответила, что ей дана бумага с тремя адресами для товарища капитана, продиктовала адреса и пояснила, что первые двое водителей сегодня работают в первую смену, а третий — в ночную.

До похорон оставалось четыре часа, и Децкий решил навестить свободного таксиста. Но как все прежние встречи с водителями, так и эта удачи не принесла. Таксист помнил пассажиров, вышедших в Игнатово, но ими оказались две семейные пары. Децкий уверился, что желаемого ответа не получит; две причины мешали его получить: вор мог нанять частника, вор мог рассчитаться двадцатьпяткой, и водителю крайне неловко обнажаться перед милицией такими грехами. Последняя мысль — о щедрой оплате — породила следующую, очень для Децкого болезненную. Он подумал, что вор, покинув квартиру в начале одиннадцатого, уже не располагал свободным временем и физически не успевал отвезти деньги и облигации к себе домой; они были при нем, он принес их на дачу, они лежали на дне его сумки. Вор, разумеется, похохатывал в душе, наблюдая, как он, Децкий, проходит возле этой сумки, случайно смотрит на нее, а ночью, готовя всем постели, лично переносит на веранду. Шнырять по сумкам, проверять их содержимое, конечно, никто не решился, и смысла в этом не было. Вор забавлялся, ничем и нисколько не рискуя.

Вором не мог быть брат, думал Децкий, и не был им Павел, потому что его убили. Оставались четверо: Петр Петрович, Олег Михайлович, Виктор Петрович и Данила Григорьевич. Все они утверждают, что ехали парами, и отсюда с железной обязательностью вытекает, думал Децкий, что какая-то из баб вынуждена врать и врет.

После отъезда Децкого следователи тоже поехали к развилке, и здесь лейтенант-"гаишник" объяснил, что в ночь катастрофы на пункте дежурил расчет, поскольку рано утром ожидалась колонна машин. Если бы на развилке имело место явное нарушение правил дорожного движения или возникло бы подозрение в опьянении какого-нибудь водителя, то он был бы немедленно остановлен. Так что остается предположить, что мимо пункта «Москвич» Пташука прошел четко или что он вообще до развилки не доезжал. И то и другое казалось Сенькевичу странным. Если Пташук проехал здесь в ясном сознании, то почему ослеп или заснул через тринадцать километров? Если же он развернулся до развилки, то зачем принесло его на это шоссе? Хотя его могла ослепить и встречная машина. И логики у пьяного нет: взошло на ум искать приключений — вот и вся цель. Напился дома, пользуясь отсутствием жены — слова Децкого это подтверждали, — выскочил, сел за руль, и понесло его по улицам и дорогам искать смерть. А она с такими ребятами встречается охотно. Ездил редко, опыт небольшой, верно, и нервишки слабые, водка расхрабрила — и поплатился. Может, все было и не совсем так, и причины куда-то поехать существовали, правда, бог знает какие причины, например, бутылку искать, но истины теперь не доискаться. Ну пусть бы в городе своротил столб, думал Сенькевич, зачем же за город помчал, в темноту ночного шоссе. Удивительно выглядели такие действия Пташука, но за пьяного водка решает. Скорее всего и товарищей удивило хмельное, бестолковое его метание на машине, раз Децкий приехал на место катастрофы.