Децкий потерялся и долго не мог найти нужных слов. Неприемлемо, глупо, по-детски звучали восклицания товарища; такой реакции Децкий не ожидал; все другие восприняли сообщение как надо — навести порядок, замкнуться, быть настороже. Недоставало сейчас о совести рассуждать. С таким настроением да к следователю — сразу добровольное признание.
— Ты что, маленький? — хрипло просил Децкий. — Или кретин? Не понимаешь?
— Не боись, — с горькой усмешкою ответил Павел. — Я понимаю. До конца надо нести подлый свой крест. Надо молчать…
— Не молчать надо, — перебил Децкий, — а надо немедленно перетрясти всю документацию, изорвать и сжечь лишнее, сосчитать приходы, расходы, делом заняться, Павлуша, делом, чтобы жена тебе передачи не носила в тюрьму.
— Займусь! — лениво ответил Павел.
Оставшись один, Децкий аккуратно перебрал свои бумаги. Собственно, и перебирать было нечего; сомнительных документов он никогда не держал, а следовало изъять некоторые технологические карты с непонятными непосвященным, но все же разоблачительными пометками. Децкий так и поступил — изорвал их в мелкие клочья и бросил в урну, из которой цеховая уборщица в пятом часу перенесет мусор в мешок, а затем — в контейнер. Сделав это, Децкий впервые за день почувствовал освобождение. Вся цепь людей пришла в защитное движение, каждый, чего боится, то рвет, сжигает, выбрасывает, оформляет, выносит или вывозит, и в принципе любые усилия розыска проникнуть в загадку доходов уже обречены на неудачу. Надо очень хорошо знать конкретную технологию, иметь нерядовое инженерное мышление, такое, как у него или у Павла, чтобы понять механизм появления в цехе свободного товара. Никому не дано рассчитать излишки, образованные при оформлении поздним числом действовавших рацпредложений, списаниями полуфабрикатов, перерасходом материалов в авралы, работой учеников. Для того и держал Децкий при цехе участок ширпотреба, чтобы маленькое терялось в тени большого и пользовалось его отходами. Тут опасность раскрыться не грозила; не то что майор Сенькевич — полковники и генералы останутся ни с чем.
Мысли Децкого вернулись к инспектору, и он тотчас позвонил знакомой узнать, что рассказал ей осведомленный адвокат. Ответ ее был таков: Сенькевич — талантливый следователь, звезда криминального розыска, специалист по особо сложным делам, человек умный, образованный, с чутьем и хваткой. Децкому просто повезло, что следствие ведет он, можно спать спокойно — вор будет отыскан хоть из-под земли. Эта похвальная характеристика смутила Децкого. Угораздило же, подумалось ему, наткнуться именно на него. Так и выскочил навстречу, словно сквозь стену глядел. Нечто судьбинное представилось Децкому в этой случайности. Ведь сидел в кабинете, и, верно, за столом сидел, и вдруг дернуло его вскочить, распахивать двери, любопытствовать, кого мимо несет, и зазывать к себе. Успокаивало, правда, что Сенькевич — специалист по чисто уголовным делам, борьба с хищениями социалистической собственности — хлеб другого отдела, и Сенькевич направит свое необычное, если верить мнению адвоката, дарование на поиск квартирного вора. Здесь чувства Децкого опять же раздваивались: если деньги снял "не свой", то талант, чутье и хватка следователя кстати, но если вор принадлежал к своим, к близкому кругу Децкого, к числу людей дела, то следователь с такими качествами совершенно был не нужен. Потому что свой, думал Децкий, получая срок, не удержится не потянуть за собой компанию, чтобы веселее коротать бесконечные годы заключения. И Децкому со всей очевидностью открылось, что в интересах собственной безопасности и свободы он обязан узнать преступника прежде, чем это сделает следователь Сенькевич.
После осмотра квартиры Сенькевич отправился в сберкассу, где побеседовал с заведующей и кассиршей и посмотрел злополучный ордер. Относительно контролерши, принявшей поддельный документ, ему объяснили, что из отпуска она вернется через десять дней, в окошке же контроля недавно пять месяцев, а раньше работала на приеме приходных сумм, и что это добросовестная и честнейшая работница. Кассирша повторила Сенькевичу свое убеждение, что человек, получивший двенадцать тысяч, и вчерашний скандалист — одно и то же лицо, причем и вчера, и месяц назад он приходил в том же самом костюме и той же шляпе. Не забыла она и сообщить, что он скандалил будучи пьяным. И заведующая подтвердила, что от вкладчика густо несло водкой. Сенькевич пригласил обеих женщин назавтра к себе для оформления показаний и поехал в отдел.
Здесь он подготовил необходимые документы о проведении идентификации почерков на ордере и заявлении Децкого. Скудость сведений не допускала широкого построения версий, но контуры их намечались, какая-то работа в уме уже велась; в частности, тяготило предположение, что Децкий сам снял двенадцать тысяч и по неизвестным причинам придает этому вид воровства. Возможно, в силу каких-либо семейных обстоятельств решил развестись и таким способом разрешает материальные вопросы в свою пользу. Однако не верилось, что он снял деньги лично. В этом случае находила понятное объяснение и кража облигаций. Они имеют номинальную стоимость, никогда не исключается возможность выигрыша, их легко обменять на деньги в любой сберкассе, чего нельзя сделать с золотом или вещами, реализация которых через магазин связана с предъявлением документов, а продажа с рук требует осмотрительности. Становилось понятно, почему он не тронул домашнее золото. Будь здесь замешан обычный вор, едва ли осталась бы в квартире хоть одна золотая пылинка. И обычный, рядовой вор не рискнул бы явиться в сберкассу: надо подделать подпись, для чего необходимо особое умение или длительный тренаж, и надо точно знать, что владельца книжки помнят слабо. И обычному вору нет никакого смысла возвращать книжку в чемодан. Разве что ради насмешки. Но для черного юмора хватило бы вполне прислать ее доплатной бандеролью. Результат тот же, риска — нуль. Да и какая радость обычному вору насмешничать, держать при себе чужой документ, опасную вещественную улику. Он после неожиданного успеха избавился бы от нее возле первого водостока. Помимо золота обычный вор взял бы кое-что еще. Зная из суммы своих наблюдений за квартирой, что хозяева уехали на весь день, а в те знойные дни это не подлежало сомнению, и выходит, не опасаясь немедленной погони, вор все же оставил в шкафу две шубы, каждая в несколько тысяч, хотя мог упаковать их в саквояж или пакет. Вошел, вышел, сходил в сберкассу, вернулся и вышел. Очень уж лихой, рискованный малый.
В ход своим мыслям Сенькевич пометил проверить алиби самого Децкого на день двадцать четвертого июня: у кого был на глазах; не исчезал, не отлучался ли с дачи под предлогом купания или прогулки; если отлучался, то на сколько; есть ли рядом соседи с машиной, не обращался ли к ним.
Вспоминая слова, манеры Децкого, окрик его на детей, Сенькевич нашел ему такое определение — энергичный и холеный. Даже растерянность, и волнение, и скверная ночь накануне не смогли затемнить той особой холености, какую дает упорядоченная, хорошо обеспеченная жизнь, жизнь без ограничений. То же чувствовалось и в жене Децкого — холеная молодая женщина с широкими привычками, всегда, как показывал ее гардероб, добротно и дорого одетая, избавленная от всех потерь здоровья, какие следуют из материальных недостатков. Сыр в масле.
Дальнейшее думание ничего к этим наметкам не прибавило. Сенькевич пошел к начальнику, поставил в известность о первых шагах следствия и договорился, что в помощники возьмет лейтенанта Андрея Корбова. Сенькевичу импонировали в нем интеллигентность и редкая чувствительность к настроению другого человека; он некоим образом улавливал состояние души собеседника и умел соотносить с этим свое поведение. Работать с ним Сенькевичу было легко.
Затем он сходил в столовую, а после обеда засел готовить к передаче в суд прошлое дело; эта работа заняла остаток дня. Он вышел на улицу в седьмом часу и поспешил на троллейбусную остановку. Машины шли плотно, но все другие номера. Наконец появилась нужная «тройка»; толпа бросилась штурмовать двери — и напрасно, — втиснуться не удалось никому. Сенькевич посмотрел, посмотрел и счел за лучшее отшагать пару остановок пешком. Но тут к нему пришло размышление, что эти полчаса «пик» стоит использовать не только с пользой для здоровья, но и с корыстью для дела: если выйти на параллельную улицу, то, следуя в своем направлении, можно заглянуть к Децким для разговора об утре купальского дня. Он так и сделал.