Я забила тревогу, собрала пожертвования платьем и деньгами, переслала письмо и газетную вырезку в Голландию Роланд Гольст, которая живо откликалась на все подобные случаи.
Извещения о получении моей посылки я не получила — помощь, должно быть, опоздала.
Для того, чтобы не посылать деньги в одно и то же место и одному и тому же лицу, соглашение с Краковским союзом было необходимо, и оно состоялось, причем наша секция взяла на себя одни сибирские губернии, а Краковский союз — другие.
Глава пятьдесят пятая
Г-жа Менар-Дориан
В Париже, кроме Анатоля Франса, известного своим сочувствием русской свободе, в числе крупных деятелей, защищавших интересы русского народа против царизма, был председатель Лиги прав человека Франсис де-Прессансэ (Francis de Pressense), который сделал в феврале 1913 года под моим председательством обширный доклад о режиме в русских тюрьмах, закончив его призывом к общественному мнению цивилизованных народов. Он полагал, что выражение общего негодования Европы должно побудить царя к политической амнистии, поводом к которой могло быть празднование трехсотлетнего юбилея воцарения на русском престоле дома Романовых. После Парижа Прессансэ повторил доклад в нескольких городах (в Бельгии), затем он был напечатан отдельной брошюрой, которая распространялась нашими организациями.
Но если кто отдался всей душой делу агитации против внутренней политики русского правительства, так это была очень известная во Франции г-жа Менар-Дориан (Menard-Dorian), прославившаяся наряду с Эмилем Золя защитой Дрейфуса. Она же была основательницей французского о-ва друзей русского народа и, как очень богатая женщина, снабжала его средствами. Это общество, начиная с 1905 года, издавало брошюры, освещавшие экономические и политические стороны русской жизни. У меня в руках находилось 11 очень серьезных брошюр, изданных этим обществом. Одна из них называлась «La Bastille russe» и была написана Е. Пети, женатым на С. Г. Балаховской, которая была первой женщиной, кончившей юридический факультет в Париже и получившей звание адвоката.
Г-жа Алина Менар-Дориан имела большие связи и не только во Франции. Познакомившись в Париже, я вела с ней оживленную переписку, и у меня сохранилась пачка ее писем по делу каторжан, которое она считала не только моим, но и своим. В 1911 году она задумала международный протест против русского тюремного режима, причем во всех европейских странах предполагалось собрать подписи не рабочих и не социалистов, имена которых не могли бы импонировать высшим русским властям, но людей с общественным положением и более умеренного направления: писателей, ученых, профессоров, общественных и политических деятелей и должностных лиц.
Для осуществления этого протеста Менар-Дориан с помощью некоторых друзей создала инициативный комитет. В письме ко мне от 15/VI 1911 г. она перечисляет членов этого комитета. Во Франции: Анатоль Франс, Луи Хавэ, Камилл Пеллетан (депутат), Франсис де-Прессансэ и сама Менар-Дориан; в Италии — Гислери (б. редактор газ. «La ragione di Roma», депутат, проф. в Бергамо), Колаянни (депутат); в Бельгии — Жорж Лоран (депутат, адвокат), г-жа Вандервельдэ; в Испании — Симарро (проф. Мадридского университета); в Швейцарии — Эдуард Клапарэд (проф. Женевского университета) и Лашеналь, бывший президент Швейцарской конфедерации. В Голландии — Treub, проф., депутат.
«Из Австрии, — пишет она далее, — я жду ответа от председателя Академии. Дело требует времени и имеет свои трудности, но не надо терять бодрости, — мы достигнем цели. Если б я была из тех, кого можно обескуражить, я давно должна была бы отказаться что-либо делать. Но я настойчива и не отступлю».
Инициативный комитет составил воззвание «К друзьям русского народа», имевшимся в различных странах. В нем этим друзьям, как выполнение долга, предлагалось заявить угнетателям о своей солидарности со стремлением русского народа к свободе и справедливости. Указывая на то, что сначала в Англии, а потом во Франции и в Бельгии были основаны общества друзей русского народа, воззвание призывало и другие страны к образованию таких обществ и заканчивало указанием, что «в 1850 г. Гладстон просил всю Европу поддержать его протест против неаполитанского короля, по приказу которого одной цепью сковывали политических каторжан с уголовными. Подобно Гладстону, и мы, — говорилось в воззвании, — взываем к совести Европы и требуем для политических заключенных России:
1) уничтожения телесного наказания;
2) более гуманных условий содержания и питания;
3) устройства в каждой тюрьме отдельных камер для политических заключенных».
Затем инициативный комитет, главным образом в лице Менар-Дориан, Лорана и Лашеналя, принялся за сбор подписей под петицией. В письме от 12/VII 1911 г., говоря о собранных подписях (во Франции, Бельгии, Швейцарии, Италии, Испании, Германии, Австрии, Румынии и Болгарии), г-жа М.-Дориан пишет: «Столыпин увидит имена знаменитостей, и его не может не поразить количество и качество протестующих. Если бы не пришлось ждать подписей 3 депутатов Германии и англичан, которые обещал прислать, но до сих пор не прислал Грин, — петиция могла бы уже быть в его руках». А 5/IX 1911 г. она сообщает, что петиция уже находится в руках царя, императрицы, Столыпина, начальника тюремного ведомства и председателя Государственной Думы. «В моем письменном столе, — говорит она с явным чувством удовлетворения, — лежат расписки в получении. Мы приложили к петиции все подписи, полученные к моменту отправления. Все они имеют известный вес, и мы сочли за лучшее отправить их сейчас же. Не знаю, в какой бы форме посылать тем же бандитам (курсив мой — В. Ф.) дальнейшие подписи, когда их накопится достаточное количество. Это показало бы им, что общественное мнение Европы не успокоилось и мы продолжаем свое дело. Выражения сочувствия приходят ко мне со всех сторон». И т. д.
Все же надо сказать, что как раз во Франции, как я заметила и по работе Парижского комитета, агитация против царской политики, в защиту свободы, встречала меньший отклик, чем в других странах. Сама г-жа Менар свидетельствует об этом. «Я не дам равнодушию моих соотечественников обескуражить меня и не хочу сложить руки», — пишет она в одном письме и заканчивает обещанием по возвращении из отлучки приступить к окончательной организации нового общества, того «Международного общества друзей русского народа», к образованию которого призывало воззвание.
В списке лиц, подписавших петицию, имеющемся у меня, находится 221 подпись государственных и парламентских деятелей, ученых, писателей, профессоров и адвокатов 13 главных европейских стран. За невозможностью привести все имена, ограничусь некоторыми: А. Франс, Франсис де-Прессансэ, Жорес, Олар, Пеллетан, Шарль Бриан (Франция); Эрнст Геккель, Оствальд, Ведекинд, Г. Гауптман, Зомбарт (Германия); Пернерсторфер, вице-президент Палаты депутатов, Массарик, Эрнст Мах, Адлер, Э. Шифф (Австрия); Уэллс, Бери, Конан-Дойль (Англия); Лоран, Ван-ден-Борен, П. Реклю, де Грееф (Бельгия); Боргезиус Геман, председатель Верхней палаты, Треш, министр земледелия (Голландия); Эллен Кей (Швеция); П. Нансен (Дания); Симарро (Испания); Граноне, редактор «Progresso» (Сицилия); Гислери, бывший редактор газеты «Ragione», Лориа, Колаянни (Италия); 32 подписи из Румынии, 8 из Болгарии; Дашинский (Польша); Лашеналь, бывший президент Швейцарской республики, Форель, Клапарэд, Цюрхер (Швейцария) и т. д.
В настоящее время я удивляюсь умеренности требований международной петиции. Сама Менар-Дориан 17/IV 1911 г. писала мне: «Воззвание действительно слишком умеренно, таково мнение многих ваших друзей и, между прочим, de Creef'а, который мне пишет: «Надо бы прибавить требование, чтоб ни одно тюремное заключение и ни одна ссылка не происходили ни по административному распоряжению, ни по постановлению чрезвычайных судов»».
Однако, хотя сама она сочувствовала введению этого требования, оно все же не попало в петицию. Об амнистии не было ни слова, как о предмете совершенно безнадежном. Однако, относительно амнистии среди имеющихся у меня документов имеется петиция французских матерей, обращенная к русской императрице. Она помечена 24 января 1913 года. В этой петиции, указывая на жестокую болезнь наследника русского престола, которая заставляет страдать императрицу, как мать, французские матери, разделяя ее скорбь, призывают царицу облегчить горе тех русских матерей, дети которых находятся в тюрьмах. «Трехсотлетний юбилей дома Романовых приближается, — говорит петиция, — и нет более подходящего момента, чем этот, для выступления женщины, стоящей у власти. Мы знаем, что сердце вашего супруга пойдет на все великодушные мероприятия, какие бы вы, во имя вашего ребенка, ни предложили ему при таких чрезвычайных обстоятельствах.