Рей подошел к верстаку, взял хозяйственную сумку и, невинно улыбнувшись, извлек оттуда кочан капусты.
— Смотри, Оби? Я сейчас это продемонстрирую, так же как и любой другой фокус. Обычная капуста, которую моя мать купила в «Супере» за сорок девять центов. Она — молодчина, даже не спросила, зачем мне капуста.
Рей Банистер положил капусту в углубление, примерно на три фута под лезвие, которое выглядело угрожающим и чрезвычайно опасно качалось над несчастным овощем. «А что, если это не кочан капусты, а настоящая голова?» — поймал себя на мысли Оби.
— Смотри, — Рей Банистер растягивал слова, придавая голосу драматический оттенок. Он нажал на кнопку в верхней части гильотины. Лезвие резко пошло вниз, на мгновение блеснув, поймав луч света от свисающей с потолка лампочки. Кочан капусты разлетелся на тысячу маленьких кусочков сырых, желтых и зеленых листиков.
— Не так чисто, как с чьей-либо шеей, но идея ясна. А теперь ты, Оби? — спросил, хихикая Рей.
— Грязно, — прошептал Оби, скрывая тошноту. Какой ужасный день. И ко всему гильотина уже раскрошила капусту.
— А сейчас, — произнес расцветая Рей, кланяясь в сторону гильотины и приняв роль Великого Банистера. — Будь моим гостем.
— Ты шутишь.
— Разве ты мне не доверяешь?
«Доверяю?» — Оби подумал об Арчи, о Бантинге, о нападении около Пропасти, и еще о недоступности Лауры. — Я никому не доверяю.
— Эй, да это только фокус, иллюзия, — сказал, нахмурившись, Рей. Откровенно говоря, он сам был немного озабочен этой первой демонстрацией. Он знал, что этот фокус безопасен, и волноваться было не о чем, но ко всему он был раздражен. Он был раздражен с тех пор, как познакомился с Оби, который погрузил его в странный мир «Тринити». — Смотри, я предлагаю себя в качестве жертвы, — продолжил он, держа в чистоте голос. — Я положу свою шею на плаху, а ты нажмешь на кнопку.
Оби покосился на смертоносное лезвие и остатки уничтоженного овоща. Запах сырой капусты заполнил воздух подвала.
— Я предпочел бы этого не делать, — сказал Оби, также стараясь держать под контролем свой голос так, чтобы Рей не подумал, что он трусит. — Если что-нибудь будет не так, то в газетах появятся заголовки: «Учащийся школы «Тринити» лишается головы в результате неудачного фокуса…»
— Давай, — сказал Рей, сделав энергичный шаг к гильотине. Он стал на колени и наклонился, положив свою шею в углубление, глядя теперь в пол. — Все, что тебе нужно сделать, Оби, только нажать на кнопку.
— Только не я, — возразил Оби.
Рей изогнул шею, чтобы взглянуть на него.
— Нет никакого риска. Ты думаешь что, я совсем сошел с ума, чтобы так рисковать?
Оби стало любопытно, он выглядит просто смешным или каким-нибудь параноиком?
— Действуй, — скомандовал Рей, немного извиваясь еще раз приспособившись к плахе. — Это не самая удобная поза на свете.
— Ты уверен, что это работает без сбоев? — спросил Оби.
— Можно ли быть уверенным в чем-либо вообще в этом мире? — спросил Рей, и затем быстро: — Оби, это только обман. Подойди и нажми на эту проклятую кнопку.
И, принимая судьбу, Оби вздохнул. Он понимал, что в этот день ничего не могло бы пойти по правильному пути, и если фокус не получится, то черт с ним. Черт со всем.
— Ладно, это твоя шея, а не моя, — сказал Оби, делая шаг к гильотине. — И я не шучу, — и, взглянув на Рея, спросил: — Готов?
— Готов, — ответил тот немного приглушенным голосом. Была ли дрожь в его голосе?
Оби нажал на кнопку.
Ничего не произошло. Какой-то жуткий момент лезвие все еще висело, покачиваясь из стороны в сторону, а затем внезапно сверзилось вниз, настолько неожиданно и потрясающе, что Оби, потеряв дыхание, отскочил назад. Лезвие упало настолько быстро, что его глаза не смогли уследить за его спуском. И самое потрясающе было в том, как лезвие вонзилось в шею Рея, или это только так показалось, что вонзилось. Его шея оказалась невредима, не было ни какого ужасного разреза и ни какой крови. Лезвие теперь покоилось на дне углубления, словно прошло через плоть Рея.
— Боже! — воскликнул от страха Оби.
Рей вскочил с колен. Улыбка триумфа загорелась на его лице. Он действительно был очень доволен собой.
— Voila! — радостно воскликнул он, махая рукой в сторону гильотины, и затем поклонился, широко разворачивая руки, словно снимая с головы шляпу.
Оби закачал от удивления головой.
— Черт, как это работает?
Но в тот момент, когда со свистом опустилось лезвие, и у него внутри все содрогнулось, он поймал себя на мысли, что на плахе должна быть шея того, кто напал на Лауру и трогал ее руками.
— Фокусник никогда не выдаст своих тайн, — сказал Рей Банистер, немного затаив дыхание.
Оби сощурил глаза, оценив его слова. Рей все равно, хоть и немного, но сомневался в эффекте фокуса? Могло ли оно так и не сработать?
У Оби на этот вопрос ответа не было. Теперь, так или иначе, Рей Банистер почувствовал себя победителем. Он гладил рукой окрашенную под грецкий орех древесину и блестящее лезвие.
Напоминая ему о первом своем визите, Оби сказал:
— Послушай, Рей, помнишь, я тебе рассказывал о том задании, назначенном на день визита епископа?
Рей кивнул, припомнив его особенности с искривленным выражением лица.
— Ладно, оно отменено. Ты от него свободен. В тот день епископ не прибудет.
Рей с облегчением выпустил воздух.
— Здорово! Я действительно не хотел путаться в делах «Виджилса», о которых ты мне рассказывал.
Оби не ответил, почувствовав к Банистеру немного жалости. Он знал, что Арчи вспомнит о нем рано или поздно, и что Рей Банистер обречен.
Рей снова повернулся к гильотине, его глаза были полны внимания. Оби сощурился, изучая аппарат, а затем взглянул на то, что осталось от кочана капусты, рассыпанного по всему полу. Его почему-то пробирала дрожь.
Когда через полчаса он был дома, то нашел записку, написанную рукой его матери:
«Я у парикмахера. Звонила мать Лауры. Они вдвоем на несколько дней уехали в Спрингфельд навестить родственников».
Мысли забегали в голове у Оби, словно преследующие друг дружку насекомые. Почему не позвонила сама Лаура? Почему ее мать? И где в Спрингфелде у них живут родственники? Он скомкал записку и выбросил в корзину. Моментом позже он достал обратно, разгладив бумагу, перечитал снова. В накарябанных карандашом словах виделся конец света.
В ту ночь ему снились дикие сны, и были ли они снами, или просто сгустком мыслей и эмоций, всплывающих из его подсознания, когда он неудобно лежал в постели и беспокойно ворочался с боку на бок? Картинки всплывали перед глазами: Лаура, ее красивые, полные губы, накрашенные помадой цвета кетчупа… машина у края пропасти… гильотина, со свистом слетающая на кочан капусты, вдруг превращающийся в человеческую шею, и брызги крови, разлетающиеся по комнате вместо листьев. Запах крови, ударивший ему в ноздри — пахнет ли кровь вообще?.. Его беспомощность в машине и образы в ярком луче фонаря, задыхающаяся Лаура и ее крик… Грубые руки, придавившие его к земле и запихавшие его под машину… полуботинки с болтающимися шнурками…
Полуботинки?
Полуботинки он видел отчетливо. Исцарапанные и изрезанные, словно кто-то по ним несколько раз прошелся ножом.
И болтающаяся пряжка на одном из них, висящая на нитках, поблекшая медь, которая никогда не полировалась.
Сон лопнул, словно он сорвался с качелей и изо всех сил ударился о землю. Он сидел на кровати. Голова болела. Он взглянул на электронный будильник, на нем высвечивались цифры «2: 31». Откинув одеяло, он протер лоб, будто бы можно было стереть рукой боль, словно надпись с классной доски. Это был сон? Полуботинки были не из сна, даже если он видел их во сне, то почему они заставили его проснуться? Они были настоящими и не являлись плодом его усталости, расстройства или разочарования. Они вырвались из реальностей его памяти.