Потребовалось несколько дней, чтобы, наконец, выследить Лауру, после того, как ее брат выложил новость о ее возвращении в Монумент. Телефонная линия все еще не работала: Лауры никогда не было дома, когда он звонил или, по крайней мере, никто не подходил к телефону. Устало бродя по укутанным испариной улицам, он часами выжидал напротив входа в школу «Верхний Монумент», встречая ее подруг, всех этих Дебби и Донн, с пустых лиц которых на него смотрели лишенные выражения глаза, словно он перед ними никогда прежде не появлялся. Его ушам выдавалась самая бесполезная информация: «Лаура? Она была здесь минутой раньше», или «О… уже два или три дня мы ее не видели». Он следил за автобусной остановкой и магазинами около школы. Он вымокал от пота. Глаза начинали болеть и чесаться от беспощадного солнца. Он чесался и фыркал, с тревогой и отвращением осознавая, что где-то простудился. Он чихал по нескольку раз подряд. Возможно, у него была аллергия. Простыть на жаре было бы полным унижением.
Бесконечное дежурство, наконец, было вознаграждено, когда он увидел, как она вышла из аптеки «Беккер» (он не заметил, как она туда вошла) и направилась к почтовому ящику, где она опустила в щель письмо. Прощальное письмо, адресованное ему, в котором окажется последнее «Прощай навсегда»? Но скорей всего не «подождем до семнадцати», как, однажды она ему сказала.
На многолюдном тротуаре, укутанном автобусным перегаром, стояла одна из ее подруг — блондинка с кудрями, почти закрывающими ее глаза. Она ожидала Лауру около желтого пожарного гидранта. Рядом в коляске кричал ребенок, в то время как его молодая мать облизывала тающий конус земляничного мороженого. На этом месте Лаура Гандерсон последний раз с ним попрощалась. Ни волнующая музыка, звучащая на фоне, ни ее тихое присутствие не сделало ее ближе. Ее глаза рассказали ему всю правду прежде, чем она произнесла первое слово, напряжение в них было таковым, словно ее сознание было занято более важными вопросами, чем тяжелое состояние Оби. Он мог быть нищим, просить милостыню, и с таким выражением лица кто-нибудь, проходя мимо, мог быстро кинуть ему десятицентовую монетку или спросить дорогу. Она монотонно отвечала на его вопросы, и позже он не смог бы вспомнить, что ей говорил, и что у нее спрашивал. Она говорила терпеливо, словно с кем-то слегка заторможенным, пока, наконец, не сказала: «Оби, все кончено». Она непосредственно адресовала это ему, наконец, признав его как человека.
Мимо промчался подросток на роликовой доске и больно задел Оби за руку, и, не останавливаясь, умчался вдаль.
— Почему? — спросил он.
— Миллион причин, — ответила она. — Господь того не хочет, — она гладила рукой растрепанные волосы. — Но главным образом, потому что я ничего больше не чувствую. Ничего.
— Из-за того, что тогда случилось?
Она закачала головой.
— Это было ужасно, Оби. И я всегда думала, что это сделали твои гадкие дружки из «Тринити». Но ты их не обвиняй, вини меня, — она оглянулась, будто нужные ей слова были написаны на стекле магазинного окна или на борту проходящего мимо автобуса. — Не знаю. Все это было слишком машинально. Мы едва знали друг друга…
— У нас были четыре недели, и даже больше. Тридцать один день…
Лаура пожала плечами: «Боже, как ей это надоело!»
— Я просто не верю, что такое возможно, Лаура. Любовь не может так закончиться.
— Кто сказал, что это была любовь? — спросила она.
— Ты, и не раз.
— Любовь… это лишь слово, — сказала она.
Он протер нос и влажную салфетку положил в карман, взял себя в руки и спросил о том, о чем так боялся спросить:
— Это был сам Арчи Костелло, и его тайная организация?
Она посмотрела вдаль.
— Я так и знала, Оби, что ты все время врешь. Я так и знала, что ты во всем этом участвовал, был звеном… этой цепи, — она чуть не сказала «шестеркой». — Я слышала обо всех этих ваших злых шутках и издевательствах над людьми.
— Ладно. Ладно. Но после того как мы познакомились, после того, как мы начали встречаться, все стало совсем другим, я стал совсем другим.
— Но разве?.. Разве ты все еще не продолжал прислуживать своему хозяину, повелителю, этому монстру — Арчи Костелло… — в ее голосе не слышалось такое уж обвинение, скорее лишь поиск ответа на вопрос.
— Да, но…
И увидел бесполезность каких-либо объяснений, потому что огонь погас, оставив за собой дым ужасного безразличия. И больше не осталось того редкого и драгоценного дара, который был ниспослан лишь им двоим, и не осталось больше ничего.
«…этому монстру — Арчи Костелло…»
Стоящая возле пожарного гидранта ее подруга, мотнув своими длинными кудрями, крикнула во весь голос: «Эй, Гандерсон, ну ты идешь или нет?»
Лаура обернулась в ее сторону и ответила: «Иду, иду!» и снова повернулась к нему:
— Оби. Это было здорово, пока оно продолжалось, но все прошло. Так иногда бывает. Моя вина в том, что все зашло так далеко. Я о том, что могу кого-то полюбить, а затем больше не чувствовать любви…
Она смахнула рукой со лба маленькие капельки пота.
— Мне жаль, — продолжила она, подняв глаза на небо. — Надеюсь, что скоро пойдет дождь, — и ушла, ушла из его жизни. В компании подруг она пошла по улице и скрылась за углом, так и не оглянувшись на него. В то время как Оби продолжал неподвижно стоять. «Надеюсь, что скоро пойдет дождь», — это были ее последние слова, адресованные ему — банальный комментарий об изменении погоды, это можно было сказать любому незнакомцу.
Она ушла, и после нее осталась жуткая незаполненная пустота. Он не знал, что делать дальше, куда идти и что думать. Он стоял, раскрыв от удивления рот, словно обращаясь к миру, ставшему свидетелем катастрофы, в которую он попал: «Эй, смотрите, я ее любил, и она меня тоже, но из этого ничего не получилось. Что-то было не так…» Что было не так? Нападение — да… Бантинг — ублюдок. Он избегал Бантинга с тех пор, как он многое узнал от Корначио. Без Лауры его дальнейшая жизнь вообще лишалась какого-либо смысла. Но он знал и не сомневался в том, кто на самом деле предрешил его катастрофу — Арчи Костелло, а лишь в том, что Арчи мог дать какое-нибудь прямое указание Бантингу, чтобы тот напал на Лауру. Но он также знал, как действовал Арчи, играя одним человеком против другого, играя с Бантингом, заманивая его ролью управляющего так, чтобы тому хотелось сделать что-нибудь такое, что бы сильно впечатлило Арчи Костелло, включая преднамеренное насилие. И Оби так ненавидел Бантинга, что когда-нибудь настанет такой день, когда он с ним во что-нибудь такое сыграет. Но не это нападение разбило его отношения с Лаурой, и все это они смогли бы пережить — вместе. Разрыв был вызван тем, чем он на самом деле был и тем, что она обнаружила — он был шестеркой Арчи Костелло, членом «Виджилса», одним из тех, кто вел грязную игру, сталкивая одних с другими, и зная это, могла бы она его любить?
Дождь, на который так надеялась Лаура, оказался грозой. Оби никогда еще не видел такого проливного дождя, когда день превращался в ночь, и на небе не было ни одного более-менее открытого пространства. Он шел сквозь непрерывные струи, сам не знал куда, неся в себе боль тоски и все возрастающий гнев, который даже показался ему приятным, словно тот придал ему свежих сил. Боль и гнев внутри него вступили в поединок. Боль, подтверждающая потерю Лауры и гнев, когда в его сознании перед ним предстал Арчи. Арчи, разрушивший все, что начиналось между ним и Лаурой, и вместе с этим всю его жизнь. Он с сожалением подумал о конце учебного года и о том, как ему удастся закончить «Тринити» с унылым средним балом «B», без каких-либо почестей и наград. Он был лучшим учеником школ Монумента, годами многообещающим отличником в учебе и в спорте. Его родители уже перестали спрашивать у него: «Что с тобой, Оби?» «Виджилс» — вот что, и Арчи Костелло. Из-за Арчи он потерял все свои годы учебы в средней школе и единственную девушку, которую когда-либо любил.
Облегчение, принесенное дождем, было лишь временным. Через час жара вернулась и отомстила, она стала еще хуже, чем прежде — злой и беспощадной. Заметно выросли продажи кондиционеров воздуха и вентиляторов, хотя по календарю до лета нужно было ждать еще месяц. В «Монумент-Таймс» была напечатана фотография, на которой репортер пробовал жарить яичницу на раскаленном тротуаре Майн Стрит. Оби снова начал чихать и кашлять, сморкаясь и глотая аспирин, который хоть как-то помогал. Он знал, что скоро что-то должно было произойти — с его активным участием. Скоро. Еще до окончания занятий в школе. Когда жара спадет, он что-нибудь предпримет, и с Арчи Костелло что-нибудь обязательно случится. И вместе с Арчи с остальной частью этого ужасного мира, в котором он теперь существовал.