Жара исчезла.
Последующая гроза была намного сильнее, чем случавшиеся ранее ненастья. Были повалены деревья, порваны линии электропередач, небольшой мост через реку Мусок разрушился, погубив тем самым семидесяти двухлетнего старика, переходящего по нему на другой берег. Над Монументом повисла темнота, изредка разбиваемая случайными вспышками света.
Ближе к утру гром все еще устало грохотал откуда-то издалека. Блеклые молнии на короткие мгновения слабо освещали горизонт. Крики птиц приветствовали рассвет, принесший с собой солнце и свежий воздух. Ветерок кочевал от дерева к дереву, через улицы и магистрали города. Все, кто рано встал, подтягивались, заполняя легкие чистым, бодрящим, утренним воздухом.
В полвосьмого Оби поехал в школу, его простуда каким-то чудом исчезла вместе с жарой, громом и молниями. Скорее всего, это была аллергия. Он вел машину по улице, и перед ним стояла определенная цель, и знал, какая. Он с нетерпением ждал зеленого света светофора, и бледные костяшки его пальцев сжимали баранку руля. В его сердце теплилась надежда. Надежда и ненависть. Ненависть, и он это знал, была единственным средством его выживания.
И еще День Ярмарки.
Кто-то назвал его Днем Тупости.
В этом году он должен стать Днем Ужаса для Арчи Костелло.
Была середина дня: уроки закончились, воздух шипел разнообразием запахов и ароматов, ослепляющее солнце играло бликами на крышах машин, припаркованных около «Тринити», но теперь оно не жгло, а лишь по-весеннему ласково светило.
На школьном дворе «Тринити» кипела деятельность: бейсболисты бегали трусцой вокруг поля, волейболисты гоняли по воздуху мяч, в зале собраний шла репетиция номеров для Вечера Пародии.
Оби искал Арчи в зале и классах, на лестничной клетке и на автостоянке. Наконец, он его нашел на трибунах школьного стадиона, вяло наблюдающим за происходящим на поле.
Самым трудным было к нему приблизиться.
— Хай, Арчи.
Медленный продолжительный перевод взгляда, слегка приподнимающиеся брови, а также и умение быстро скрыть удивление, гордость за свою способностью всегда сохранять хладнокровие… О, Оби знал его как много раз прочитанную книгу, как себя.
— Оби… — его имя недоверчиво повисло в воздухе. Ни «здравствуй», ни «пошел подальше», так что Оби смог продолжить.
— Как дела? — спросил Оби, делая все, чтобы голос звучал нормально.
— Под контролем.
На поле тренировались бейсболисты. Отрабатывалась подача мяча, отбивание и его ловля. Вся рутина, связанная с маленьким круглым объектом — бейсбольным мячом. В это время Оби думал еще об одном маленьком круглым объекте, о черном шаре.
— А как дела у тебя? — спросил Арчи.
Оби чувствовал себя так, словно он балансировал на краю пропасти на высоте тысяча футов над уровнем моря. Втянув живот, он совершал прыжок в пропасть.
— Не так, чтобы хорошо, но я справлюсь, — стараясь не быть многословным, он старался как можно больше вытянуть из Арчи.
— Справишься с чем?
И еще один прыжок:
— Та девчонка — Лаура Гандерсон, — несмотря на все его намерения, ее имя, произнесенное им, почти заставило его плакать. — Мы поссорились.
И затем, удивление (правда, на лице у Арчи всегда было удивление). Арчи повернулся к нему, в его глазах таяло сострадание, лицо аж вытянулось от сочувствия к нему и понимания, словно боль Оби была его собственной болью, словно он принял на себя крест потерь Оби.
— Круто, — сказал Арчи. Но это единственное, отдельное слово было пропитано такими эмоциями, от чего Оби почувствовал, что Арчи Костелло был самым верным и единственным его другом на свете, единственным человеком, который смог понять его беду и потерю. Он был должен насильно напомнить себе, что Арчи был архитектором его поражения с Лаурой.
И его удивило, что Арчи деликатно взял его за плечо. Недотрога Арчи, который никогда в жизни и пальцем не прикоснулся к кому-нибудь другому и всегда держал дистанцию от кого бы то ни было.
— С возвращением, — сказал Арчи.
Оби не шелохнулся. Прыжок закончился. Он погрузился в кипящую пучину, не зная, утонет ли или всплывет. Он всплывал на поверхность. Механизм бомбы был запущен.
Внизу на поле хриплый голос кричал: «Сектор «С», Крюто!» К нему присоединились другие голоса: «Бей точнее, Крюто. Эй, Крюто, ты что, глухой?»
— Бедный Крюто, — сказал Арчи. — Ну и кто он?
«Похоже, это один из дней, когда Арчи способен сострадать», — подумал Оби и задал себе вопрос: «Не повлиять ли на его удачу? А почему бы нет?»
— День Ярмарки, — бросил он, как можно небрежней.
— Что ты сказал?
— День Глупости.
— Мне показалось, что ты сказал День Ярмарки.
— Ну и сказал.
Они рассмеялись, разделив шутку, их старая игра словами.
«Кажется, он очень рад тому, что я вернулся», — подумал Оби.
— Скоро наступит.
— Все обязаны явиться на День Ярмарки. Все их отцы и матери, братья и сестры… — декламировал Арчи голосом президента Соединенных Штатов Америки.
— Я знаю, но нам нужен «дурень».
— Правильно. Кандидаты?
— Надо заглянуть в записную книжку.
Арчи взглянул на поле.
— Крюто, — сказал он. — Из него получится потрясающий «дурень». Отметь его, Оби.
«Бедный Крюто», — это уже слишком для сострадания Арчи. И Оби снова напрягся. Снова высота. Прогулка по натянутому канату, откуда падать слишком высоко.
— Что у нас с Вечером Пародии?
— И что у нас с этим дерьмовым вечером? — спарировал Арчи.
— Помнишь Рея Банистера?
— Новенького?
— Да. Он — фокусник, Арчи, и владеет всей этой магией, фокусами.
Арчи не сказал ничто, его глаза были на бейсбольном поле.
— Он делает фокусы с картами и шарами, и все такое, — Оби сделал паузу в надежде, что Арчи не заметит, как он глубоко набирает воздух. — И еще у него есть один фокус, который он делает с гильотиной.
— Гильотина? — вопрос в голосе Арчи, сопроводился вспышкой в его глазах. «Гильотина» — была смертельным словом, словом Арчи Костелло.
— Да, гильотина. Этот парень, Рей Банистер — он ее построил. Клянусь Богом — это гильотина. Трюк, конечно, но, кажется, не стоит упускать. Гильотина и Вечер Пародии. — «Понял, Арчи?» — ему было нужно, чтобы Арчи представил себе эту картину.
— Над этим надо подумать, — вдруг озабоченно сказал Арчи, снова глубоко уйдя в себя. Оби знал, что значат эти вздохи. Арчи утонул в свои мысли, насколько в данный момент это было возможно. — Увидимся, — сказал Арчи, с облегчением в голосе, а также с чем-то еще.
«Попался», — с радостью подумал Оби.
Губер заметил Джанзу через дорогу напротив дома, в котором жил Джерри Рено. Уже вечерело, и Губер остановился, чтобы на короткое время скрыться в тени между выступами в каменной стене. Через какое-то время он заглянул за угол, чтобы убедиться в том, что ошибки не было, и это без сомнения была его фигура Эмила Джанзы, движущаяся по тротуару.
«Что он здесь делает? И зачем он тут рисуется, блуждая вперед-назад, словно караульный на посту?» — на эти вопросы у Губера не было ответа, но он знал, что от присутствия Джанзы на этом месте исходило нечто зловещее. Все время его глаза рыскали по окнам здания, голова была откинута назад, словно он издавал какой-то тихий вызов Джерри, вызов, который мог услышать только он, примерно как собака слышит ультразвук — свист, не воспринимаемый ухом.