Он обратил внимание на какое-то волнение в конце коридора. Кучка парней столпилась около стенда со спортивными наградами, установленного напротив кабинета Брата Лайна. Марти Хиллер, парень с прыщавым лицом и жирными волосами кричал на весь коридор:
— Эй, Картер, здесь нечто «гнилое» про твою душу…
Картер поспешил в толпу любопытных, собравшуюся у стенда. Большинство из этих наград были завоеваны именно им на разных спортивных состязаниях.
Марти Хиллер отступил назад, и остальные расступились по сторонам.
— Смотри, — сказал он.
Картер посмотрел, осознавая, что другие смотрели не на стенд с наградами, а на него, на то, как он на все это посмотрит.
Наград на стенде не было. Стенд стоял, но в нем было пусто. Не совсем пусто. На средней полке стояла маленькая фарфоровая пепельница, из тех, что продаются магазине шуток или фокусов. Пепельница была в форме унитаза.
— Черт, кто украл все эти награды? — спросил Марти Хиллер своим фальшиво-скрипучим голосом. Его голос ломался уже три года и все еще был полностью непредсказуем.
— Они не украдены, — крикнул чей-то голос из толпы, Картер не узнал, чей. Вероятно очередная проделка «Виджилса», с любезной подачи Арчи Костелло.
И гробовая тишина наполнилась тем, что имел в виду этот голос. Была лишь одна альтернатива воровству наград — «Виджилс». И каждый это знал.
— Иисус, — воскликнул Марти Хиллер. — Брат Лайн будет ходить на ушах, когда это увидит…
Но Брат Лайн на ушах не ходил, потому что об этом так и не узнал. В этот день он был далеко, на конференции директоров школ и школьных руководителей в Ворчестере. Ко времени его возвращения на следующий день, все награды загадочным образом вернулись, каждая на свое место, а маленький унитаз исчез.
На следующее утро Марти Хиллер встретил Картера перед самым звонком на первый урок.
— Черт, что происходит? — спросил он.
— Не знаю, — спеша на урок ответил ему Картер.
Но он, конечно же, знал. И то, что знал, последней ночью не давало ему спать. Каждый раз он просыпался от очередного кошмара.
Школьное кафе. Начался перерыв на завтрак. Кучка парней плотно собралась вокруг стола у самого входа в обеденный зал. Они пристально рассматривали что-то недоступное, лежащее на столе. И каждому, кто еще этого не увидел, казалось, что это порнографический журнал или нечто подобное.
Ричард Рондел отскочил от стола в полном отвращении. Он ожидал увидеть красочную фотографию с изображением голой женщины. В выпускном классе Рондел прослыл известным любителем порно. Он любил, чтобы все совпадало только с его мнением, и сильно возмущался, если что-то могло его разочаровать. Газетный заголовок кричал во весь голос:
«УЧЕНИК ШКОЛЫ ПРОИЗВОДИТ СМЕРТНУЮ КАЗНЬ В ПРОЦЕССЕ МАГИЧЕСКОГО АТРАКЦИОНА»
А ниже буквами поменьше:
ФОКУСНИК-ЛЮБИТЕЛЬ ПРОБУЕТ СВОИ СИЛЫ.
Текст был истертым и сморщенным, с рваными краями, очевидно, был вырван из газеты. Оби изящно положил его на стол, дождавшись момента, когда можно будет это показать. Он тщательно выбрал день, чтобы быть уверенным, что Рей Банистер будет только на ленче. Расклеенный текст нуждался в показе лишь минимальному количеству человек и на короткое время. Лишь несколько учеников должны были это прочесть. Но Оби знал результат. Одно слово будет разнесено по всей школе с невероятной скоростью, все будет преувеличенно и приукрашено с каждой передачей от ученика к ученику, из класса в класс.
Когда зазвучал звонок, и после полудня каждый отправился, кто по домам, а кто по рабочим местам, то эффект, произведенный этой «газетной» статьей был потрясающим. Теперь каждый думал, что Рей Банистер — убийца или палач.
С гильотиной.
Никто не знал, что именно Рей Банистер и его гильотина станут гвоздем программы Вечера Пародии.
Никто, кроме Арчи Костелло и Оби, принесшего поддельную газету, отпечатанную на заказ в магазине фокусов в Ворчестере.
Дэвид Керони услышал команду от стоящего в гостиной фортепиано, когда спускался по лестнице, чтобы немного прогуляться. В последние дни он часто совершал прогулки. Ему нужно было выйти из дома, чтобы оказаться подальше от пристальных глаз.
Команда резанула ухо, аккорд был фальшивым, за ним следовал другой, словно в комнате находился какой-нибудь маньяк, наигрывающий безумную песню, которую никто бы не узнал.
Кроме Дэвида Керони.
Он шел в кухню через гостиную, заполненную звуками исковерканной музыки. Раздвижные французские двери были раскрыты. Мать занималась уборкой дома, хотя бы раз в месяц на короткое время ломающей рутину повседневной жизни семьи Керони. На это время она прятала свои длинные волосы под большой белый чепчик. Ее тонкие пальцы белой фланелью протирали пожелтевшие клавиши. Дэвид стоял в ошеломлении — ему даже понравилось то, что именно его мать стала той средой, через которую он получил столь долгожданное сообщение. Так долго он ждал этого знака, сигнала, приказа. Он ждал, осознавая, что рано или поздно его получит. Нужно лишь было вооружиться терпением. И вот сигнал прозвучал.
Он продолжал вслушиваться, замер, притих. Его мать не заметила его присутствия и все продолжала наигрывать странную музыку, рассказывающую Дэвиду о его дальнейших действиях.
Он слушал и улыбался, вслушивался в то, что ему нужно сделать, как и когда.
Наконец.
Бантинг застал Арчи у его шкафчика, хорошо рассчитав момент, когда все уже ушли, и никого бы не было поблизости.
— Хай, Арчи, — окликнул его Бантинг, немного затаив дыхание и почему-то неуверенно.
— Что ты сказал, Бантинг? — Арчи раскладывал учебники на верхней полке шкафчика. Бантинг не мог припомнить, когда бы хоть раз Арчи Костелло шел по школе с учебниками подмышкой. И делал ли он когда-либо домашнее задание?
В присутствии Арчи, он забывал все, что так долго репетировал, чтобы сказать.
— Знаешь, о чем я подумал, Арчи? — спросил он вместо того, что собрался сказать.
— И о чем ты подумал, Бантинг?
— Если я не прихожу, то ты совсем меня не ищешь.
— Правильно, Бантинг, — Арчи продолжил перетасовывать учебники у себя на полке.
— Если предположить, что я перестал к тебе приходить,
Бантинг хотел сказать: «Сейчас ты меня видишь, не так ли?» Вместо этого прозвучало:
— И тебя не интересует, почему?
— Не очень. Мы живем в свободной стране, Бантинг, и ты можешь придти и уйти, когда тебе заблагорассудится, — Арчи раскрыл учебник и начал листать. Он говорил рассеянно, словно его ум был сосредоточен на чем-то очень важном.
Встревожившись, Бантинг продолжил:
— Но я подумал… — и остановился, спрашивая себя, сможет ли он говорить так, как хотел — изящно и дипломатично.
— Подумал о чем?
— Я подумал… ты знаешь… в следующем году… — начал он размазывать кашу по тарелке. При Арчи он иногда чувствовал себя, как четвероклассник.
— В следующем году?
Бантинг знал, что при Арчи он терял дар речи. Он знал, что ему нужно было лишь пройти мимо, сказать: «Да пошел ты…» и уйти. Но знал, что это невозможно, слишком многим он рисковал.
— Да, в следующем году. Мне придется быть чем-то вроде управляющего… Ты знаешь… После того, как ты сдашь экзамены… и получишь аттестат…
Арчи положил один учебник на полку и взял другой. «Математика» — совершенно новый учебник, который выглядел так, словно его никогда не открывали.
— Ты станешь управляющим.
— Что ты сказал? — спросил Бантинг, заморгав глазами.
— Я сказал, Бантинг, что в следующем году ты станешь управляющим.
— О… — ему хотелось прыгать, кричать и носиться по коридору, но надо было сохранять хладнокровие и дать прозвучать эху от этого «о…», притвориться умным, как это всегда делал Арчи. — Разве не «Виджилс» должен утвердить эту должность? Или… — Бантинг понял, что слова сами выскочили у него изо рта, и стало ясно, что сам вопрос звучал уже не достаточно хладнокровно.