— Двадцать фунтов? — пропищал голос Табса, и он развел руками.
— Конечно.
Кто-то с сочувствием выпустил воздух, и легкое волнение пробежалось через все замкнутое помещение.
— Это — задание. Эрнест, ты должен стать тяжелее еще на двадцать фунтов. Через четыре недели, это почти в конце учебного года. Ешь, сколько душа пожелает. Мы встретимся с тобой здесь, и у нас будут весы.
У Табса раскрылся рот. Не знал, почему. Конечно, не из-за возражения. Никто и никогда не мог возразить заданию. Он не мог закрыть свой рот, при всем своем желании. Каждая его клеточка протестовала против каждого лишнего его фунта. Вся его жизнь была посвящена попытке похудеть, несмотря на то, он всегда был голоден, всегда хотел есть и каждый раз сдавался. Но толстеть преднамеренно?
— У тебя есть месяц, Табс, и ты придешь сюда, — сказал Арчи — нежный Арчи, добрый управляющий.
Табсу только и осталось, как поспешить унести свое тяжелое тело подальше от того ужасного места, тряся лоснящимся на толстых бедрах жиром и спотыкаясь о чьи-то ноги по дороге к двери.
— Замечательно! — крикнул кто-то. Но это был не Оби, который, наблюдая за ковыляющей к двери тушей Табса, почувствовал себя маленьким и щуплым.
Арчи указательным пальцем ткнул в черную коробку, и, не тратя времени впустую, быстро запустил руку внутрь и извлек оттуда белый шар. Он, забавляясь, взглянул на него и опустил обратно.
Члены «Виджилса» зашуршали, собираясь встать и уйти, но Арчи поднял вверх руку.
— Я кое-что хочу объявить, — сказал он, его слова загромыхали, словно кубики льда в стакане с коктейлем.
Он кинул взгляд на Картера, замершего в ожидании для удара молотком.
Молоток был важным атрибутом каждой встречи и собрания «Виджилса».
И Картер был уполномочен наносить им удары по столу, обозначающие действия и слова Арчи, примерно так же, как барабанная дробь в цирковом оркестре сопровождает номера воздушных акробатов или фокусников. Он ударял по столу, чтобы, например, подтолкнуть к ответу того, кто в очередной раз стоит напуганный перед всеми и дрожит, или чтобы заострить внимание на очередном заявлении Арчи.
Арчи потребовал всеобщего внимания, чтобы все снова сосредоточились только на нем. Картер замер в ожидании.
— У меня есть известие, — начал Арчи. — О том, что визит епископа в «Тринити», отменен.
Картер уронил молоток.
Арчи с презрением посмотрел на Картера, ожидая, когда тот его поднимет, и затем заговорил снова.
— И это значит, что у нас не будет ни одного дня свободного от учебы — отменяется.
Короткие вздохи пробежались по сидящим в комнате, и кто-то прошептал: «Вот, дерьмо».
Холодные и беспощадные глаза Арчи зарыскали по комнате, чтобы прояснить оценку принесенной им вести.
Оби посмотрел на Арчи, спрашивая взглядом, что он так ищет глазами. Он знал Превеликого Арчи Костелло достаточно глубоко, чтобы понять, что где-то что-то не так.
Казалось, что рука Картера приклеилась к ручке молотка, и кровь подступила к коже, окрасив его лицо.
— Но это также означает, что… произошло… кое-что еще, — Арчи затягивал слова, произнося их медленно и все время изучая глазами аудиторию, глядя на всех так, словно никогда прежде никого из них не видел.
Оби озадаченно нахмурился, и был рад тому, что стоит в тени, и его фактически невидно.
Но Арчи видел все, и его глаза теперь были на Оби:
— Ты что-то об этом думаешь, Оби?
Оби смущенно пожал плечами.
— Я не знаю.
— Бантинг?
И тот чуть не подпрыгнул от удивления, будто кто-то сильно ущипнул его. Хотя для него такие встречи были привычным делом, он почувствовал себя некомфортно, потому что в этом же помещении присутствовал еще и Оби, голос которого он услышал, до этого увлеченно следя за беседой Арчи с Табсом Каспером. В нем все съежилось в комок. Оби конечно не ответил бы на этот вопрос Арчи так обычно, если бы подозревал, что кто-то из напавших на него и его девушку находится в этом же помещении.
— Я также ничего не знаю, — сказал Бантинг.
— Картер?
Кровь запульсировала в висках у Картера, но он старался держать себя в руках.
— Ты меня спрашиваешь? — начал он, внося в голос должную дозу презрения, словно для него это не имело никакого значения.
Но как бы не так. Он боялся, что Арчи во всеуслышание объявит, что кто-то предупредил Лайна об акции, назначенной на визит епископа.
Когда глаза Арчи снова пробежались по сидящим в помещении, то установилась мертвая тишина. Равнодушные взгляды не говорили ни о чем, и не выдавали никаких тайн. «Его глаза задержались на мне больше, чем на ком-либо еще», — подумал Картер, он знал тайну этого «кое-что еще». И почувствовал облегчение, когда услышал слова Бантинга, прервавшие исследование Арчи.
— Разве нельзя устроить такой прогул в другой день? Все вместе уходят… в десять, — он чуть было не сказал «на хрен», что принесло бы ему новые неприятности. — Нам есть, чем заняться.
— Проект отменен, — категорически сказал Арчи. — Без епископа, такой прогул лишен смысла.
Картер не знал, что ему делать с этим проклятым молотком. Собирался ли Арчи заканчивать встречу?
— Кто-нибудь еще что-то знает? — спросил Арчи, но это звучало уже не воинственно, казалось, что его искренне интересовал возможный ответ.
Ответа не последовало. Каждому просто хотелось уйти отсюда — поскорей.
Арчи взглянул на Картера.
— Картер — молоток, — напомнил Арчи. — Встреча закончена.
Молоток опустился на стол так, словно в древесину вонзился толстый гвоздь.
Хотя он и ненавидел запах этого заглушенного помещения, провонявшегося потом, прелыми носками и кроссовками, Арчи задержался здесь после того, как все уже ушли.
Сверить возможное.
Он не собирался хоть как-то повлиять на конфликт между Оби и Бантингом, и в этом не было необходимости. Он хорошо знал Оби и почти читал его мысли. И выражение его лица, словно карта, подробно выдавала все, что было у него на уме. Арчи видел ошеломленного и обескураженного Оби, очевидно, все еще не пришедшего в себя после того, что с ним произошло предыдущим вечером, но он никого не подозревал, не собирался ни с кем выяснять никаких отношений. Оби лишь смотрел на всех сидящих, вообще не цепляясь за Бантинга глазами. Арчи мог держать пари, что Оби не знал, кто напал на него и его девушку в машине.
Но для Арчи даже более чем очевидно было другое. И его это вполне удовлетворило.
Предателем, конечно, был Картер. Картер, который изначально не показал никакого энтузиазма к визиту епископа. Картер, который очевидно ненавидел свою роль держателя молотка. Картер, который все собрание просидел, будто в трансе, пропуская реплики Арчи с ударами молотка. Вдобавок он его еще и уронил. Картер, на лице которого зажглась вина, словно красный сигнал светофора. Цвет крови. Картер, который остался не у дел без его идиотского бокса и футбола. Силач Картер, в котором внезапно заговорила совесть. С момента начала собрания Арчи наблюдал за бегающими глазами Картера, за его бледным лицом, силач превратился в медузу, в смятую шляпу.
Предателем был Картер.
Хотя доказательств у него не было — сомнения прочь. Но Арчи нужны были доказательства.
Он стоял в спертом, противном воздухе заглушенной комнаты и думал:
«Бедный Картер…»
Жизнь Картера никогда больше не будет такой, как прежде.
Лауры не было дома.
Или возможно она не открывала дверь, также как и не отвечала на телефонные звонки.
Он снова нажал на кнопку и вслушался в слабое эхо звонка, которое звоном отдавалось от стен где-то внутри этого дома. Но других звуков за дверью не было, ни какого шевеления или шагов. Так или иначе, дом казался пустым. Присутствие Лауры для него всегда было ярким и сильно ощутимым. Ею полнился воздух, возбуждая все его чувства. Теперь: ничего. У входа в дом «Фольксвагена» ее матери не было также.