"Странная музыка у них… от неё так и хочется погрузиться в свои мысли."
— Стратоник, — начал Люций, — я хочу, чтобы завтра ты прошелся с нами по захваченным районам города.
— Для чего?
— Мне интересно то, как будешь ты смотреть на развалины родных кварталов.
— Люций, — с укором произнесла Табия.
И Люций со спокойной добротой посмотрел на неё:
— Ничего оскорбительного в этом нет. Но я лишь хочу услышать его мнение.
— Мне тоже кажется, — вмешался Элой, — что такая прогулка ни к чему. Не будем же мы хвалиться ему разрушениями, что учинили наши огрубевшие воины?
Взвыла протяжно флейта.
Но Стратоник только молчал, вглядываясь в разрытую яму тяжелеющего разговора, поедая пресную закуску, делая мелкие глотки сладкого вина.
— Видишь ли, — Люций как будто чуть виновато увел взгляд в сторону, властно поигрывая кубком в руке, — нет у меня желания показывать Стратонику те или иные груды камней и говорить, вот, посмотри, что мы сделали с твоим домом. Нет. Недавно я размышлял о нашей миссии…
"Миссия? У них есть миссия… это интересно!"
— Когда будет смена блюд? — с набитым ртом спросил Элой.
Хлопнув в ладоши, Люций продолжил:
— И мне кажется, я начинаю видеть её проявления в наших действиях. Наша миссия не состоит в абсолютном разрушении всего, но в преобразовании этого мира. И когда сейчас, я блуждаю среди улиц, потерявших свой облик, я обнаруживаю людей, и в их глазах, я вижу отражения всего нашего великого похода. Люди на захваченных территориях, они меняются.
Началась смена блюд. Принесли приготовленное разными способами мясо, обильно украшенное зеленью, затем соусы, острые, сладкие, а также новые напитки из горячего вина, мёда и пряностей.
— В чем же изменения? — неожиданно спросил Стратоник, перехватив внимание Табии и Элоя.
Музыка замолчала.
— Судьба, — пауза, и мелькает задумчивая улыбка, — Когда они видят наш поход, они видят воплощение судьбы. Их отношение к миру меняется. Пережив наше завоевание, эти люди ощущают себя иначе. Возможно, до этого, до поражения, люди, и то же было в Стремительном и в Океанических вратах… меняя обличие, я бродил там, среди людей, а до начала войны, я был вхож в некоторые круги в этих городах, и я видел людей деловых, — речь демона становилась все более серьёзной по своему тону, казалось, говоривший придавал значение своим словам, в них появилась некоторая не деланная торжественность, — Они мнили себя хозяевами нарождающегося мира. Все тогда говорили мне о силе некой магии. Передовые умы, ведущие за собой общество, наперебой толковали о грядущей силе человеческого разума, о новых открытиях в искусстве использования его скрытых до сих пор возможностей. Я уверен, даже сейчас в вашей Библиотеке, судорожно продолжаются эти исследования, и я думаю, вы видите в них последнюю надежду. Я не прав?
— Ты прав, — Стратоник улыбнулся искренне, впервые за долгое время, он редко держался искренне, но в этот раз слова демона действительно принесли ему странное, но удовольствие.
В ответ Люций улыбнулся глазами и, сделав глоток, продолжил:
— Ты увидишь в людях иное отношение к миру. Они покорились и готовы занять в нем свое место. Мы ведем войну не с вами. Мы ведем войну с вашими амбициям.
— Боги недовольны, — вмешался Элой, пытаясь сказать это, как ему показалось, более понятным для человека языком, — Они недовольны тем, что люди стали столь наглыми. Нельзя бросать вызов богам!
— Выпьем за это? — предложила Табия.
Все четверо подняли кубки, чокнулись ими и осушили до дна.
И вновь грянула мелодия, на сей раз весёлая и непринужденная.
— Так что скажешь, префект, ты пойдешь со мной?
— Пожалуй, соглашусь. Мне нужно знать, во что ты превратил мой город.
"Что же ты мнишь о себе, нелюдь? Неужели ты уже видишь себя проявлением судьбы? Немыслимое самомнение… только распаляет желание побыстрее скинуть тебя с твоего абсурдного пьедестала из наших костей. Монстр, ты будешь раскаиваться, вспоминая свои же собственные амбиции, а говоришь нам о наших… Ох, как же это вкусно."
Жадно поедал Стратоник мясо, не чувствуя себя уже скованным ни тяжелым разговором, ни пленом, ни компанией существ природы, враждебной его собственному существу.
"Как же легко, человек, ты забываешься в удовлетворении своих жалких нужд… я вижу это по твоим глазам, по твоим движениям. Как же вы люди, все-таки, слабы."
Согретый винными напитками и огнем печи, Стратоник ощущал наступавшее расслабление в своём теле и сознании. Будто разум его обдал вихрь из пожелтевших листьев, и с ними он окунулся в желтеющие, красноватые дюны опадающей серьёзности.
Обстановка становилась все более дружелюбной.
— Мне хотелось бы верить, — начал Стратоник свой развернутый ответ, — что в глубине души своей ты уже нашел то место, где ошибся, и теперь из него в тщетных попытках создать смысл, ты вытягиваешь нечто, что говорит мне о тёмной стороне твоего ума. Над такими вещами ты распростер свою мысль. Она осядет на них, как тонкая шелковая накидка. На вершине мыса хочется встать тебе, чтобы мир волнами разбился об этот мыс. Уже ли ощущаешь ты себя так?
— Да, — Люций поставил кубок, — ты довольно точно описал мои ощущения, но не мысли.
"Действительно, так я видел себя… в какой момент я возвысился настолько, что люди перестали быть отдельными лицами и слились в один большой океан, который я преодолеваю, и который окрашивается красным!? Проклятье…"
Изредка беря кусочек сыра, Табия внимательно слушала их разговор, а Элой жадно уплетал мясо.
— У тебя были похожие мысли? — прервал паузу демон.
"Да? — подумал вдруг Стратоник, — Наверное так. А… Теперь я понял. Амбиции. Ты говорил об амбициях. Да, я понял тебя. Я только что внутренне возмущался тем, что было отражением меня."
— Да, — С грустью отвечал человек. — Я хотел бы тебе сказать, чтобы ты не нашел однажды это ошибкой. Это, то, из чего выводишь ты свои рассуждения, из того главного, что спрятано глубже всего. Это лишь один из оттенков того, что очень правильно для тебя или для меня. Сейчас я сижу с тобой, пью вино, ем мясо. Завтра, возможно, вырвусь и мы вновь скрестим мечи.
— Мне кажется, — в очередной раз вставил Элой, — вы друг друга не понимаете, а скорее ощущаете.
— Возможно и так, — согласился Стратоник.
Тогда человек взялся за кубок, стоящий на столе, откинулся на спинку стула и направил свой взгляд в темноту собственных образов.
"Я вижу… вижу залы. И ряды воинов. И белый свет из гигантских врат. Вижу колонны. Вижу марш. Вижу поля пшеницы. Слышу, как поют женщины и мужчины. Слышу хор. Это прекрасно. Новая сила человека. Похоже и ты видел это когда-то… но потерял. И теперь образы твои помрачнели, мутировали от ненависти и выродились в те орды уродцев, которые ты насылаешь на нас из своего гнева. Это избранный гнев, торжество твоей обиды. Но откуда эта обида? Ты видишь в своих мечтах кару для людей. Что изуродовало тебя так сильно?"
— Мы вернемся к этому, — заключил Люций.
_____
Библиотека пуста.
Один по ней ходит Таврион.
Подходит к большой чаше с водой и смотрит в ней на свое отражение. Затем поворачивает свой мужественный лик к верху, чтобы умыть его в лучах луны.
Этот свет спустил образ, от которого сжало грудь.
Миловидные нежные черты лица, украшенные скорбью.
"Психея."
Днем он управлял ветром мечей, а ночью становился в душе своей ветром одного мечтания, летящего над ночным полуразрушенным городом.
"Если я приду завтра."
Что давало повод думать, что получится.
Дерзкий замысел.
Боль.
Страх.
"Старые чувства, их разбудили, как свет будит меня в постели. А когда я последний раз спал в спальне своего дома? Дождя бы сюда. Решено. Приду. Брать, не брать…"
С глубокой как озеро грустью Таврион опустил глаза, чтобы мрамор отражением воплотил в них серое, в глубине злое, удовольствие нежной тревоги.