Растопить нормально эту хижину было нельзя, хищные глаза врага могли заметить дым. Тогда Стратоник достал все оставшиеся здесь свечи и светильники, зажигая, обложил себя ими и закутался во все ткани и шкуры, какие только смог здесь найти.
"Это конец… холод к утру добьет моё тело, и побегу придет конец."
Но он выжил, и смог увидеть солнце ещё один раз, изо всех сил надеясь, что не последний.
Необходимо было идти дальше.
Спустя ещё один дневной переход склон стал значительно менее крутым. К заходу солнца, который теперь происходил раньше, он дошел до крупного выступа, обнесённого каменной стеной, покрытой засохшей лозой. Под ногами здесь был только снег, но местами он растаял и открылась жухлая серая трава и сдохший кустарник.
Тепло ещё боролось с холодом. Но жизни здесь уже не было.
Никакой жизни.
Стратоник словно бежал в пустоту.
Громадные изгибы бело-серой местности и блёклые желтоватые степи по левую руку, по ним текут тени небес.
Сердце сжалось при мысли о том, что колоссальная пустота, составляющая весь остальной мир, теперь не имеет в себе какой-либо жизни. Если там ещё и есть где-то искры, то они вскоре потухнут. И все прочие земли, кроме последних очагов их города, это безжизненная громада. Стратоник ощутил на миг, сколь огромна пустота, покрывшая все.
"Неужели все кончено… Глупое сопротивление. Стоило только увидеть это, чтобы понять, что все кончено."
В стене были раскрытые врата, будто выпустившие жизнь из этого поселения. Внутри каменные одноэтажные хибары, врытые в землю, слюдяные оконца их под самыми обветшавшей черепичными крышами.
Но мхом здесь ничего не поросло.
И нигде не шел дым, и не слышно было даже лая бездомных собак.
"Даже вороны вымерли здесь… Нет, видел я, как пустеют земли, как опустошаются они войной. Но этот мир действительно как будто умирает."
Он прошелся меж заброшенных хижин, заглянул в одну из них, там лежали начисто обглоданные кости, разбросанные по полу среди обломков мебели, и так в каждой хижине.
Веяло кислой затхлостью.
"Даже если мы победим… Бог, мой отец. Куда же мы выйдем из нашего города? Что мы увидим здесь? Засеем ли мы снова наши поля? Вернемся в эти дома? Ничто здесь не дышит."
Ветерок вздохнул, приоткрыв солнце.
Волна света прошлась по всему поселению, и вновь все накрыла синяя тень сумерек.
Плавно Стратоник зашел в одну из хижин, и только тогда, взглянув на землю, увидел, как по ней промчалась крылатая тень.
Тогда с шумом вне хижины нечто спустилось на землю, взметая вихри снежной пыли и камней.
Из слюдяного окна ничего не было видно.
Лязг.
Клинок сверкнул от луча вновь явившегося солнца.
Стратоник метнулся в угол, чтобы просмотреть улицу, затем выбежал с перекатом и обернулся, прижавшись спиной к стене противоположной хибары.
На крыше того дома, где он прятался, возвышалось серокожее создание, похожее строением тела на человека, но с короткими ногами, выгнутыми назад и оканчивающимися когтями. Голый каркас сухих мускул был как плащом укрыт сложенными крыльями.
Немного понаблюдав, Стратоник зашевелил губами:
— Хочешь поговорить…
Создание сделало человекоподобный жест, военное приветствие. Сжатый кулак, стукнув в грудь, направился прямо.
"Ха… неужели это было человеком!"
Префект молча повторил.
Тогда создание легко шагнуло, ровно очутившись на земле и расправив плечи, гордо подошло и поднесло свиток с печатью, на которой была изображена парящая птица, держащая копьё.
"Печать нашей разведки!"
Подняв взор Стратоник, увидел мутные белки, в которых расплывалось нечто, что должно было быть зрачками, но в них горел странный огонек, словно эти глаза не только видели, но понимали его.
Повторив салют, создание взмахнуло крыльями и улетело вверх к скалам, скрывшись за изгибом склона.
Выдох.
Приятный треск затвердевшего воска:
"Возвращайся к заточению. Нам нужны глаза и уши. Мы знаем, господин вернулся. Башня хранит секреты его господства. Узнай все об этом."
_____
— Мыслишь ли ты, что такие представления не сближают с людьми?
Элой произносил это с недоумением, придерживая вилкой кусок и отрезая деловито его ножом, чтобы по окончанию своих слов положить в рот кусочек таящего мяса.
— Мне плевать на то, как должно реагировать людям, — сухо отвечал Люций, разбалтывая вино в позолоченном кубке.
В небольшом узком зале, стены которого были завешаны зелёными тканями, а своды утопали в темноте, куда не доходил свет факелов, стоял стол во всю длину, за которым они сидели, размеренно трапезничая.
На другом конце стола Табия, изливала свою скуку в струны арфы.
— Ты показал своему врагу все то, из-за чего он должен ненавидеть тебя, — продолжал Элой, выдерживая возвышенно-несерьёзный тон — он еле скрывал свою ненависть, я видел, как он вернулся полностью разбитым, видел, как со страхом он проходил врата цитадели, через которые сюда вошел господин. И теперь господин где-то здесь внизу, скрылся в нижних покоях, и мы не ведаем, что там происходит. Ты запретил слугам спускаться туда. И пока это происходит, Стратоник переваривается здесь в собственном соку. Если он ещё не сбежал.
— Отсюда, — подала голос Табия, прервав игру, — просто некуда уйти. Теперь везде пусто.
Арфа возобновилась, погружая всех в собственные думы.
Струны колебали воздух, в котором летали мысли, сталкиваясь и переплетаясь между собой.
— Да, мир умирает. Если бы они могли уйти, они бы давно покинули этот город. Но других городов больше нет.
— В Стремительном ещё есть сопротивление, — хмуро буркнул Люций.
— Мы давим их, как насекомых, — со зловещей ухмылкой говорил Элой, — Наши пауки попросту лакомятся там этими надоедливыми мухами.
Арфа замолчала, струны уступили словам:
— Мы должно быть убедили единственного человека, что был в наших руках, в том, что мы могильщики этого мира. Зачем же ты пытался, Люций, убедить его в чем-то другом.
— Я верю, Табия, что мы не могильщики. Остаткам человеческого в нас понятно то омерзение, которые ощущают люди, их упадок и ненависть, их борьбу, их тягу к той жизни, что они строили здесь для себя своими руками на протяжении многих столетий. Но то огромное новое, что поглощает нас и подчиняет себе, оно показывает, как мало значим человеческий взгляд. Что их взгляд не имеет больше смысла. Что мы представляем собой существ нового ранга, и та форма существования, которую они называют жизнью, для нас бессмысленна и омерзительна. Грядет новая форма существования. Чистая энергия будет двигаться в пространстве, не скованная больше чем либо. Даже вы ещё не способны мыслить об этих вещах, но они грядут. Это будет торжество духа. Миры сольются, а вечная теплота заполнит всё. Если об этом рано говорить даже с таким существами, как вы, то человеку это тем более не стоит говорить прямо. Поэтому для начала я желал бы сломить его волю тем зрелищем, которое я для него приоткрыл. Когда ужас настолько завладеет его разумом, что сломает его, он будет готов выслушать нас, будет готов для новой истины.
— Ты слышал, Элой? Он обзывает нас существами, — сухо заметила Табия.
— Он не обзывает, а любя называет, — с теплотой ответил Элой, отодвинув блюдо с обильными остатками для псов и других существ цитадели.
— Ты не знаешь, — в голове Табии замешалась толика обиды, — но, возможно, однажды ты будешь все также говорить эту речь, а слушать тебя будут лишь скелеты, и повезет если вороны слетятся вокруг тебя, чтобы в той мертвой тишине можно было услышать в ответ хотя бы шелест их крыльев!
— Как грубо! — ухмыльнулся Элой.
— Ты только взращиваешь в нем ненависть к себе, веришь, что этим можешь что-то донести до него. Люди и без того могут уничтожать друг друга, этим их не впечатлить. Но что они по-настоящему держат за величие, это способность давать осязаемые блага. Мы здесь не для этого, и было бы не искренним пытаться изображать из нас мессий. Раньше ты не баловался подобными вещами.