Но вот в процессе дальнейших поисков нами найден еще один, до сих пор неизвестный документ, имеющий первостепенное значение для опровержения утверждений, что Александра Николаевна была увлечена то Пушкиным, то Дантесом.
Александра Николаевна прожила в Петербурге при жизни Пушкина более двух лет и постоянно бывала в обществе. Неужели она никем не увлекалась, никого не любила? Любила, и ей отвечали взаимностью. Кто же он? Аркадий Осипович Россет, брат известной приятельницы Пушкина Александры Осиповны Россет, молодой офицер, сослуживец братьев Карамзиных. Он постоянно бывал в карамзинском салоне и там, видимо, познакомился с Александрой Николаевной и увлекся ею. Известно также, что Аркадий Осипович часто посещал и дом Пушкиных, так как в своих воспоминаниях (в записи П. И. Бартенева) он говорит, что «полюбил Пушкина, у которого был домашним человеком и о котором до конца жизни вспоминал он с особой теплотою». Пушкин, очевидно, так же тепло относился ко всему семейству Россетов. Через одного из братьев, Климентия Осиповича, он хотел поручить в ноябре 1836 года передать Дантесу свой первый вызов на дуэль. Аркадий Осипович был завсегдатаем дома Пушкиных. Александра Осиповна, женщина широко образованная, остроумная — постоянная собеседница поэта.
По свидетельству друга Пушкина П. А. Плетнева, Аркадий Россет был умный, благородный и добрый человек. В одном из писем к Гроту Плетнев писал о нем: «Я очень люблю его за ум, опытность и какой-то замечательный мир души».
Впервые о романе Россета и Александры Николаевны мы узнаем из письма С. Н. Карамзиной от 18 октября 1836 года, где она пишет, что они вернулись с дачи в город и возобновили свои вечера, на которых с первого же дня все заняли свои привычные места: «Александрина — с Аркадием». Значит, ухаживание Россета началось еще раньше, в сезоне 1835/36 года.
Много лет спустя, в 1849 году, в письме Натальи Николаевны к Ланскому мы находим тому подтверждение и, более того, узнаем о взаимной любви Александры Николаевны и Россета. Вот это письмо.
«...Вчера вечером не могла тебе писать — Россет пришел пить чай с нами. Это давнишняя страстная и взаимная любовь Сашиньки. Ах, если бы это могло кончиться счастливо. Я вижу отсюда, как ты улыбаешься на мои проекты, но почему знать: никто как Бог — у каждого своя судьба, и кто знает, что это не ее. Прежде отсутствие состояния было препятствием. Эта причина существует и теперь, но он имеет надежду вскоре получить чин генерала, а с ним и улучшение денежных дел, и потом Сашинька должна получить 300 душ. С этим можно прожить, по крайней мере, вполне прилично. Оба они не любят света и смогут поладить. Последние дни я, не стесняясь, посылала ее вместо себя на воды. Он их также принимает, и я полагаю — надо пользоваться обстоятельствами: помоги себе сам и Бог тебе поможет, стучись и отверзится. По моим наблюдениям он сохранил к ней много дружеских чувств: я не решаюсь сказать, что это любовь, но он с удовольствием ее видит, с ней встречается, и вот уже два вечера, что он провел с нами, не будучи приглашенным, и не застал ее в третий, когда мы были у Борхов. Все это только надежды, и я пишу тебе доверительно, имея привычку делиться с тобой самыми сокровенными мыслями, не воспринимай их как нечто, в чем я уверена, а также не смейся надо мной, а присоедини свои молитвы к моим за счастье сестры». Эти слова Натальи Николаевны о любви Россета имеют и несколько косвенных подтверждений, которые мы приводим ниже. Они говорят о многом...
«Давнишняя страстная и взаимная любовь Сашиньки». Вот разгадка тех настроений, которыми полны письма Александры Николаевны, то веселые, то печальные. Видимо, роман этот протекал не гладко. Россет был увлечен, это несомненно, он постоянно бывал в доме Пушкина, по-видимому, ради Александрины, все же жениться не решался, возможно, и из-за материальной своей неустроенности. Однако весьма вероятно, что его ухаживания и закончились бы браком — Наталья Николаевна говорит, что Россет любил Александрину, а ее словам можно вполне верить, если бы не события конца 1836 года. В это время, очевидно, уже ходили по Петербургу сплетни о «романе» Пушкина со свояченицей. Россет знал и о пасквиле, и о вызове в ноябре Пушкиным Дантеса на дуэль, которая тогда не состоялась. Далее события развивались очень быстро и закончились гибелью Пушкина. В этих условиях, конечно, думать о браке Аркадий Осипович не мог. В цитированном нами выше письме Александры Николаевны, написанном за несколько дней до дуэли, может быть, всего за день-два, она писала, что все, что происходит в этом подлом мире, мучает ее и наводит ужасную тоску. «Я была бы так счастлива приехать отдохнуть на несколько месяцев в наш тихий дом в Заводе», — говорит она.
Подлый мир. Подлое великосветское общество. Оно разрушило ее счастье, счастье ее сестры... Тут было отчего прийти в отчаяние. И тихий Полотняный Завод, который некогда она так проклинала, показался теперь Александре Николаевне землей обетованной, где она могла бы скрыться на некоторое время и пережить свое горе.
А потом Александра Николаевна уехала, и прошло два долгих года, прежде чем они снова свиделись. Но прежние чувства Россета уже не вернулись. И, встретившись с Александрой Николаевной много лет спустя на даче у Натальи Николаевны, он не испытал ничего, кроме «дружеских чувств». Наталья Николаевна в глубине души понимает, что ее матримониальные надежды весьма эфемерны: любовь ушла и не вернется, обоим им было уже под сорок, все в прошлом... Навестив несколько раз семью покойного поэта, которого он уважал и любил, Россет уехал.
ГОДЫ ИДУТ...
Осенью 1838 года вместе с семьей Пушкиных Александра Николаевна вернулась в Петербург. Надо полагать, что она, как и тетушка Загряжская, уговаривала сестру ускорить их возвращение. Недаром Наталья Ивановна говорит, что «старшая несомненно больше всех виновата». Скучная, однообразная жизнь в Заводе, после того как прошли первые месяцы тяжелых переживаний, тяготила ее. А тут еще Екатерина Ивановна обещала ей свою протекцию — устроить ее фрейлиной во дворец. И, вероятно, главной притягательной силой был Россет: быть может, не совсем еще угасли у нее надежды связать с ним свою судьбу.
За 1838—1851 годы сохранилось не так много писем Александры Николаевны, некоторые из них посвящены только денежным вопросам. Положение фрейлины обязывало, приходилось выезжать, бывать на дворцовых приемах, следовательно, нужны были туалеты, а денег не было.
Александра Николаевна всецело зависела от брата, который должен был высылать причитающуюся ей долю доходов с гончаровских предприятий, но всегда задерживал. Не получая аккуратно своего содержания (иногда задолженность достигала трех тысяч), Александра Николаевна, естественно, делала долги, и это ее очень мучило. Тетушка, конечно, помогала, но, видимо, недостаточно, ее главной заботой была семья Пушкиных.
Первое дошедшее до нас письмо Александры Николаевны относится к осени 1838 года.
«24 ноября 1838 г. (Петербург)
Впервые я хочу тебя побаловать и пишу на такой красивой бумаге, но не каждый раз у тебя будет такой праздник. Я еще не исполнила твоего поручения касательно бумаги в английском магазине. Я там, конечно, была, но так как я была слишком занята своей дражайшей персоной, твоя совершенно вылетела у меня из головы. А теперь я хочу подождать, когда у нас будет экипаж, чтобы мне совершать свои поездки, потому что платить 20 рублей слишком дорого.
Скажи, пожалуйста, в каком положении дело Доля, я уверена, что ты и с места не сдвинулся. Ну же, расшевелись немножко и скажи, что там делается: мне не терпится знать результат. Поблагодари хорошенько твою жену и свояченицу за их заботы о Доля, она очень этим тронута, недавно она нам писала. Бога ради, дорогой брат, устрой ее замужество, Бог тебя возблагодарит за это доброе дело.
Как поживает наследник? Процветает?
Мы ведем сейчас жизнь довольно тихую. Таша никуда не выходит, но все приходят ее навестить и каждое утро точат у нас лясы. Что касается меня, то я была только у Мари Валуевой, Карамзиных и Мещерских. Со всех сторон я получаю приглашения, но мне пока не хочется выезжать, да и туалетов у меня еще мало.