Выбрать главу

Урожденная Загряжская! Старики Местры были, несо­мненно, религиозными людьми и вряд ли стали бы лгать на надгробной надписи, указывая чужую фамилию...

А. И. Загряжский жил в имении Кариан, под Тамбовом. Свидетельство о рождении Натальи Ивановны тоже дано в Тамбове. Когда умер А. И. Загряжский, он оставил большое состояние, которое было разделено между тремя сестрами. Получив после брата наследство, Софья Ивановна вскоре вышла замуж за Местра. А наследство действительно было солидное: судя по материалам гончаровского архива, доля каждой из сестер оценивалась в 300 ООО рублей! После бра­та, видимо, осталась его дочь, родившаяся у неизвестной нам женщины, и бездетные Местры взяли девочку к себе. Но, очевидно, не удочерили в законном порядке, так как в брачном свидетельстве она значится Ивановой. Почему? Сделаем еще одно предположение. Прежде всего, Местры, может быть, надеялись, что у них будут еще и свои дети, но главное, тогда из наследства пришлось бы выделить извест­ную долю и дочери Александра Ивановича, а этого, по-види­мому, все сестры не хотели. Однако, мы полагаем, что Со­фья Ивановна дала за своей воспитанницей хорошее прида­ное.

Но тут возникает еще один вопрос: даты на надгробии. Если судить по надписи, то Наталье Ивановне в 1836 году, когда она вышла замуж за Фризенгофа, было 35 лет, а ему... 29! Странный брак...

В молодости Наталья Ивановна была, видимо, интерес­ной девушкой. Местры долгое время жили в Италии. Там ее окружала масса поклонников, среди которых были и рус­ские, путешествовавшие в то время по Италии, так, например, князь Петр Мещерский, поэт В. А. Жуковский, посвя­тивший ей стихотворение «Поляны мирной украшение», которое и записал ей в альбом. Золотая молодежь, окружав­шая Наталью Ивановну, даже образовала специальный «ор­ден» поклонников русской красавицы. В Италии она встре­тила и Густава Фризенгофа.

Отец барона Густава Фогеля фон Фризенгофа, Ян Фо­гель Фризенгоф, жил в Вене (умер в 1812 году). По некото­рым сведениям, его семья происходила из Эльзаса; Ян Фо­гель в свое время переехал на службу в Австрию и там полу­чил от австрийского императора наследственный титул ба­рона. Эльзасские корни Фризенгофов очень интересны: в Эльзасе жили Дантесы. Не были ли эти семьи знакомы еще в давние времена, и не этим ли объясняется, как мы увидим далее, что Фризенгофы принимали у себя в Вене Жоржа Дантеса и Екатерину Николаевну?

Густав Фризенгоф родился в Вене в 1807 году. В 1828 го­ду окончил юридический факультет Венского университета и в 1830 году, путешествуя по Италии, познакомился с Ната­льей Ивановной. Фризенгоф получает сначала назначение в посольство в Дрездене (Саксония), а через три года на дол­жность атташе — в австрийское посольство в Неаполе. Местры долго путешествовали по Италии, а с 1832 года жили в Неаполе, таким образом, Фризенгоф встречался с их воспи­танницей в течение пяти лет, прежде чем сделал предложение. Свадьба состоялась в Неаполе в 1836 году.

В 1839 году Густав Фризенгоф получает место в австрийском посольстве в Петербурге, Местры и Фризенгофы едут в Россию. Путешествуя за границей, они постоянно поддер­живали связь с Екатериной Ивановной Загряжской и были в курсе всех петербургских событий. По приезде, как мы уже говорили, Местры поселились в одном доме с семьей Пушкиных и Александрой Николаевной. Там ли жили Фризенгофы или отдельно в посольском доме, пока выяснить не удалось. Но несомненно одно: в это время установились тес­ные дружеские отношения Натальи Николаевны, и особен­но Александры Николаевны, с Натальей Ивановной Фризенгоф. В письмах к брату Адольфу за 1839—1841 годы Гус­тав Фризенгоф часто упоминает об их встречах с обеими се­страми.

В 1841 году, как мы упоминали, Фризенгоф был отозван в Вену, и, видимо, до 1850 года супруги не возвращались в Россию, хотя, возможно, и приезжали навестить стариков Местров. Очевидно, в середине или конце 40-х годов Фри­зенгоф вышел в отставку.

В 1850 году, приехав погостить в Россию, Фризенгофы жили у Местров, и после смерти Натальи Ивановны Густав остался у них. В августе 1851 года скончалась Софья Иванов­на. Старик Местр был уже тогда серьезно болен.

После смерти жены Фризенгоф стал постоянно бывать в доме Ланских. Вот что пишет он брату.

«...Ты знаешь, что обе сестры Гончаровы, начиная с первого нашего пребывания здесь (в Петербурге), стали наши­ми — Натальи и моими — близкими приятельницами и что у нас была, в особенности к Александрине, большая симпа­тия, вызванная оценкой ее характера. Когда моя Наталья перед своей смертью переехала в город, Александрина, у которой было больше свободного времени, была ее посто­янной собеседницей, а в последние печальные дни и ее неу­томимой сиделкой. Естественным последствием этих пред­шествовавших событий было то, что в течение целой зимы я охотнее всего бывал у Ланских и находился преимущест­венно в общении с Александриной, с которой одной во всем Петербурге я мог сколько угодно говорить о своей Наталье — наша тетушка от этого уклонялась — и находил утеше­ние и поддержку».

А. В. Исаченко в статье «Родственники Пушкина в Слова­кии», где был впервые опубликован отрывок из этого пись­ма (оригинал не датирован), относит его к марту 1852 года. Мы полагаем, что оно было написано гораздо раньше. Этим письмом, как говорится в статье, Фризенгоф извещал своего брата о вторичной женитьбе. Свадьба состоялась 6 апреля 1852 года, и не может быть, чтобы Фризенгоф писал о том брату чуть ли не накануне. В архиве Фризенгофов в ИРЛИ есть письмо Александры Николаевны от 4/16 января 1852 года к Адольфу Фризенгофу, в котором она пишет, что, вступая через несколько месяцев в их семью, она хотела бы напомнить ему, что когда-то давно они познакомились у те­тушки Загряжской, что, может быть, он помнит об этом, и они встретятся как старые знакомые. (Отметим, кстати, что Адольф Фризенгоф приезжал в Россию, надо полагать, в пе­риод 1834—1836 годов и, возможно, был знаком с Пушкины­ми, которых мог встретить у Загряжской.) Принимая во вни­мание привязанность Адольфа к Густаву и к его сыну Григо­рию (от первой жены), Александра Николаевна выражает надежду, что частицу этого чувства он перенесет и на нее, которая волею провидения предназначена заменить им ту, что ушла от них и которую она сама нежно любила. В заклю­чение Александра Николаевна говорит, что одобрение вы­бора Густава будет иметь для нее огромное значение.

Письмо это, как пишет Александра Николаевна, являет­ся дополнением к посылаемому одновременно письму Густа­ва. Таким образом можно с уверенностью сказать, что пись­мо Фризенгофа может быть датировано январем 1852 года. Из писем Фризенгофа к невесте мы узнаем, что Адольф Фризенгоф благожелательно отнесся к женитьбе брата, и Густав был очень доволен его ответом.

Однако вопрос об этом браке был решен гораздо рань­ше, еще весною 1851 года, то есть всего через полгода после смерти Натальи Ивановны; об этом писала Наталья Никола­евна к Ланскому из-за границы.

В 1851 году Наталья Николаевна с Александрой Никола­евной и старшими дочерьми поехала за границу. В это время Александра Николаевна уже была невестой Фризен- гофа (хотя еще и не официально), следовательно, все было решено еще в конце зимы 1851 года. И Фризенгоф, возмож­но, сопровождал сестер в начале их путешествия. Во всяком случае, в июле 1851 года он был в Вене, и между женихом и невестой шла деятельная переписка. Наталья Николаевна часто упоминает об этом в письмах к Ланскому.

Из этих писем мы узнаем, как боялась Наталья Никола­евна, что по каким-либо причинам брак не состоится, как ей хотелось скорее приблизить этот счастливый момент в жиз­ни сестры. Приведем несколько выдержек из этих писем.

«10/22 июля 1851

...В то время как я мыла тебе голову, или, вернее, делала тебе замечание по поводу того, что ты не был у Фризенгофа, я подумала, что ты и не мог этого сделать и что когда мое письмо до тебя дойдет, визит будет уже сделан, но я, как и всегда, пишу тебе под первым впечатлением, с тем чтобы позднее раскаяться.

Я тебе больше ничего не скажу, что думаю об их женить­бе; то, что было только простым предположением, было так плохо принято Фризенгофом, который вообразил, что я хо­чу избавиться от Саши при проезде через Вену, что я рас­сердилась на вас обоих: на тебя за твою болтовню, на него — за то, что он не воспринял вещи такими, какими они есть на самом деле. Вот причина того, что я вспылила. Но забудем все это, и если случайно ты приедешь за мной в Вену, я наде­юсь, что ты не будешь ни о чем упоминать, — я не хочу, что­бы дела Сашиньки от этого пострадали, ни чтобы ее буду­щее было поставлено под угрозу из-за какой-нибудь новой нескромности с нашей стороны. Он такой немец мнительный и вспыльчивый, он так любит все усложнять, что Сашиньке будет трудно сладить с его харак­тером. Придется ей взяться за это дело очень осторожно. Не знаю, как Ната сумела так хорошо взять над ним верх, потому что ей удалось так обуздать его характер, что он стал покорным слугой своей жены, и надо отдать ему справедли­вость — он был замечательным мужем. Но так как он разгне­вался на меня за то, что я имею неверное представление о его чувствах и считаю его способным забыть всякое прили­чие и жениться на Сашиньке до того как минет год, значит, я верно угадала — правда глаза колет. Он хотел бы, чтобы я верила в то, что скорбь его еще так свежа, но я к ней отно­шусь спокойно, так как не могу ее сочетать с пылкостью его чувств к моей сестре.