«Александрина сделала свой первый выход ко двору в Пасхальное утро... но Натали не ездит туда никогда».
Но более того, мы имеем свидетельство самой Натальи Николаевны, что она совершенно не стремилась бывать при дворе. Вот что она писала в 1849 году П. П. Ланскому:
«Втираться в интимные придворные круги — ты знаешь мое к тому отвращение; я боюсь оказаться не на своем месте и подвергнуться какому-нибудь унижению. Я нахожу, что мы должны появляться при дворе только когда получаем на то приказание, в противном случае лучше сидеть спокойно дома. Я всегда придерживалась этого принципа и никогда не бывала в неловком положении. Какой-то инстинкт меня от этого удерживает».
Вряд ли можно переоценить эти строки, свидетельствующие об истинном отношении Натальи Николаевны к придворным кругам. Обратим внимание на ее слова: «Я всегда придерживалась этого принципа» — и отнесем их и к годам ее жизни с Пушкиным. Перед нами встает иной облик этой женщины — гордой и самолюбивой, боявшейся малейшего намека на неуважительное к ней отношение со стороны титулованных придворных. Следовательно, несправедливы упреки, которые ей бросали при жизни Пушкина и после его смерти, обвиняя в стремлении постоянно блистать на царских приемах и балах...
Лето 1839 года Наталья Николаевна провела на даче на Каменном Острове. Судя по одному из писем Г. Фризенгофа, Екатерина Ивановна сняла там особняк и пригласила к себе любимую племянницу с семьей. В соседнем доме поселилась тетушка Местр, которая, как и предполагала Наталья Николаевна, не осталась в душном городе на лето. Вместе с Местрами на даче жили и молодые Фризенгофы. О тех и других в письме от 10 июля 1839 года восторженно отзывается Александра Николаевна:
«...Ты знаешь, я полагаю, что приехала тетушка Местр. Мы видим их каждый день. Они исполнены доброты к нам, невозможно не обожать их, они такие хорошие, такие добрые, просто сказать тебе не могу. Фризенгофы также очаровательны. Муж — очень умный молодой человек, очаровательно веселый, Ната, его жена, также очень добра. Она брюхата уже несколько месяцев...»
Осенью семейства Пушкиных и Местров поселились вместе в доме Адама на Почтамтской улице, Наталья Николаевна на первом этаже, тетушка с мужем и, по-видимому, с Фризенгофами — на втором. Таким образом, их родственные связи стали еще более тесными.
«...Не могу ничего особенно хорошего сообщить о нас, — пишет Наталья Николаевна брату 15 декабря 1839 года. — По-прежнему все почти одно и то же, время проходит в беготне сверху вниз и от меня во дворец. Не подумай, однако, что в царский, мое сиятельство ограничивается тем, что поднимается по лестнице к Тетушке».
«Что сказать тебе о нас, — читаем мы в письме от 7 марта (1840 г.). — Мадемуазель Александрина всю масленицу танцевала. Она произвела большое впечатление, очень веселилась и прекрасна как день. Что касается меня, то я почти всегда дома; была два раза в театре. Вечера провожу обычно наверху. Тетушка принимает ежедневно и всегда кто-нибудь бывает».
Интересные сведения об этом периоде их совместной жизни с Местрами находим мы в письме Ивана Николаевича Гончарова от 12 ноября 1839 года:
«...Что сказать тебе о подноготной нашего семейства, которое я только что покинул; к несчастью, очень мало хорошего. Таша и Сашинька не очень веселятся, потому что суровое и деспотичное верховное правление не шутит (имеются в виду обе тетушки: Е. И. Загряжская и С. И. Местр); впрочем, в этом нет, пожалуй, ничего плохого, и я предпочитаю видеть, что есть кто-то, кто руководит ими, чем если бы они были одни в Петербурге, тогда было бы еще хуже. Они мало выходят и проводят почти все вечера в гостиной тетушки Местр, хотя и богато обставленной и хорошо освещенной, но скучной до невозможности. Бедная бывшая молодая особа (С. И. Местр) из всех сил старается делать все возможное, чтобы ее вечера были оживленными, но никто из общества еще не клюет на удочку скуки и бесцветности, которые там царят».
Мимолетные впечатления Ивана Николаевича о вечерах супругов Местр вряд ли в полной мере справедливы. Граф Местр, по свидетельству современников, был очень интересным собеседником. Вот что писал Плетнев о Местрах 22 сентября 1843 года: «...Он один из лучших в Европе живописцев, химиков и физиков. Словом, изумительный старик». «Граф и графиня живут одни — двое умных и живых стариков; нельзя изобразить, как интересно видеть 80-летнего гр. Местра, желающего со всею готовностью души участвовать в умственных занятиях. До сих пор он пишет брошюры по части физики и отсылает их в Париж. Еще за два года он написал несколько картин масляными красками».
Несомненно, привлекало гостей в гостиную Местров и присутствие Натальи Николаевны и ее сестры.
«Пушкиных мы видим ежедневно и постоянно, — пишет Густав Фризенгоф брату 1 августа 1839 года, — я привык к ним и в общем их люблю, они значительно содействуют тому, чтобы салон моей остроумной тетки, который по самой своей природе скучнее всех на свете, был несколько менее скучным». Как видно, и Фризенгоф иронически отзывается о вечерах Софьи Ивановны, но он, судя по его письмам, очень недолюбливал обеих тетушек, так что, вероятно, его суждение в какой-то степени пристрастно.
В ноябре 1839 года в Петербург приехал Сергей Львович Пушкин. Об этом мы узнаем из письма Натальи Николаевны от 2 ноября:
«Вчера я была очень удивлена: приехал мой свекор. Он говорит, что ненадолго, но я полагаю, что все будет иначе и он преспокойно проведет зиму здесь». И она оказалась права: и зиму 1839 года и следующие Сергей Львович жил в Петербурге. В письмах Натальи Николаевны за 1841 год мы неоднократно встречаем упоминания о нем. Сергей Львович часто обедал у невестки, по-видимому, были определенные дни, когда он приходил к обеду. Наталья Николаевна с сестрой иногда навещали старика. Вот что говорит она об одном из таких посещений (декабрь 1841 г.):
«На этот раз мы застали свекра дома. Его квартира непереносимо пуста и печальна. Великолепные его прожекты по размещению мебели ограничиваются несколькими стульями, диваном и двумя-тремя креслами».
Надо полагать, в силу давних дружеских отношений бывал Сергей Львович и на вечерах Местров и, конечно, часто навещал внуков. Наталья Николаевна поддерживала постоянную связь и с другими членами семьи покойного мужа. Она переписывалась с сестрой Пушкина Ольгой Сергеевной Павлищевой; сын Павлищевых, как мы увидим далее, жил у нее летом на даче. Через князя Вяземского Наталья Николаевна устроила Льва Сергеевича на службу в одесскую таможню. Со свойственной ей душевной щедростью она старается всем помочь, всех обогреть, приласкать. Много лет спустя, уже после смерти Натальи Николаевны, Александра Николаевна писала, что у покойной сестры была «горячая, преданная своим близким душа», и что все родные всегда могли найти в ней самого ревностного помощника и защитника. Эту горячую, родственную душу мы видим во всех письмах Натальи Николаевны.
Очень тепло относилась Наталья Николаевна и к другу Пушкина Петру Александровичу Плетневу.
Плетнев старался всюду защищать Наталью Николаевну от клеветы петербургских салонов. «Не обвиняйте Пушкину. Право, она святее и долее питает меланхолическое чувство, нежели бы сделали это многие другие», — говорит он. (Из письма к Гроту от 4 февраля 1841 года.)
В письмах Плетнева к Гроту мы часто встречаем упоминание о Пушкиной. Он постоянно навещал ее, бывала у него и Наталья Николаевна, искренне и душевно относившаяся к нему. Приведем несколько выдержек из этих писем.
«Вечер с 7 почти до 12 я просидел у Пушкиной жены и ее сестры, — читаем мы в письме Плетнева к Гроту от 24 августа 1840 года. — Они живут на Аптекарском, но совершенно монашески. Никуда не ходят и не выезжают. Скажите баронессе Котен, что Пушкина очень интересна, хоть и не рассказывает о тетрадях юридических. В ее образе мыслей и особенно в ее жизни есть что-то трогательно возвышенное. Она не интересничает, но покоряется судьбе. Она ведет себя прекрасно, нисколько не стараясь этого выказывать».