К сожалению, в воспоминаниях Геннриха мы мало находим сведений об Александре Николаевне. Мы узнаем из них, что часто, уезжая с мужем путешествовать, Наталья Густавовна оставляла своих детей на попечении бабушки, которая их очень баловала. Наталья Густавовна была этим недовольна, высказывала это матери, а Александра Николаевна в свою очередь была не согласна с дочерью, и отношения их в последние годы жизни Александры Николаевны, по словам Геннриха, были плохими.
В течение многих лет Александра Николаевна не могла ходить, и ее возили в кресле. Об этом говорят нам и Игумнова, и Пауль Геннрих.
В 1889 году в Бродзянах умер Густав Фризенгоф, а в 1891 году, в возрасте 80 лет, скончалась и Александра Николаевна. Сначала они были похоронены на местном сельском кладбище, а когда было закончено строительство часовни, гробы обоих супругов были перенесены туда. Во время своего пребывания в Бродзянах А. Н. Раевский посетил часовню, где покоится прах Александры Николаевны. В склепе под часовней стоит на бетонном постаменте серебристый с золотом гроб с немецкой надписью на кресте:
Баронесса Александра Фогель фон Фризенгоф, урожденная Гончарова
Род. 7 авг. 1811 - Сконч. 9 авг. 1891.
Так, далеко от родины, закончила свою жизнь Азя Гончарова, московская барышня, петербургская фрейлина двора, баронесса Фризенгоф... К сожалению, она не оставила никаких воспоминаний, и с нею ушло в могилу все, что знала она о Пушкине, о последних годах его жизни, о сестрах, а знала она многое...
После смерти герцога Элимара (1885 г.) Наталья Густавовна, не любившая Эрлаа, продала его и окончательно поселилась в Бродзянах. Пауль Геннрих и А. М. Игумнова довольно подробно рассказывают об этой эксцентричной женщине. Она вела безалаберную жизнь: в замке постоянно жили многочисленные гости, «непризнанные таланты» — поэты, писатели, художники, музыканты; некоторые из них прожили в Бродзянах всю жизнь. Говорят, что она была доброй женщиной. Она открыла в деревне кооператив, построила там больницу и нечто вроде клуба — «казино», где давались иногда концерты и театральные представления. Была она большой оригиналкой. Одевалась или в мужской костюм, или в старинные платья, давно уже не модные. Жила она не в замке, а в башне, построенной на холме, там ночевала одна с постоянно окружавшими ее собаками. В течение всего года каждое утро Наталья Густавовна посвящала верховой езде и появлялась в замке только к обеду. «Хозяйством она совсем не занималась, — пишет А. М. Игумнова, — и все шло вкривь и вкось, так что, несмотря на ее богатство, у нее часто не было в кармане и 20 крон на мелкие расходы... Жизнь в замке шла по заведенному десятилетиями образцу, и постепенно все разваливалось, т. к. на ремонт и починки никогда не было денег». И Пауль Геннрих пишет в своих воспоминаниях, что в конце своей жизни Наталья Густавовна с трудом сводила концы с концами: первая мировая война, аграрная реформа в Чехословакии и обесценение в результате инфляции денег, полученных за Эрлаа и находившихся в венском банке, — все это разорило владелицу Бродзян. «Лишь с трудом удавалось предотвратить полное банкротство, отчасти путем продажи ценных вещей из богатой коллекции драгоценностей герцогини. В общем, мое последнее пребывание (в 1933 г.) было печальной противоположностью богатой и веселой жизни, которая протекала раньше в Бродзянах», — пишет Геннрих.
Наталья Густавовна умерла в 1937 году в возрасте 83 лет, пережив и сына, и дочь.
Во время второй мировой войны бродзянский замок был разорен и разграблен гитлеровцами. Солдаты, стоявшие в Бродзянах, жгли в печах ценнейшую старинную библиотеку. Судьба многих портретов и альбомов до сих пор неизвестна. Но некоторые портреты и бумаги, как мы уже упоминали, все же попали в Пушкинский дом в Ленинграде, они были переданы в 1947 году приезжавшей в СССР делегацией чехословацких писателей и журналистов.
Публикуемые нами письма Александры Николаевны Гончаровой-Фризенгоф и ее мужа, как петербургского, так и бродзянского периодов, дают нам возможность объективно судить об этой женщине. Она была глубоко порядочным человеком, не способным ни на какую временную связь, тем более с мужем сестры, ни вообще на какой-либо предосудительный поступок. Она страдала, это верно, тяжело переживала свое вынужденное девичество (об этом неоднократно так проникновенно говорит Наталья Николаевна), но мы не можем ее обвинить ни в одном некрасивом поступке. К Пушкину она относилась, как подобает свояченице, то есть по-родственному, несомненно, высоко ставила его талант, и из всей ее переписки с родными никак нельзя сделать вывод, что у нее были какие-то «особые» отношения с Пушкиным. Еще раз скажем здесь, что тесная дружба и нежная любовь друг к другу до конца жизни обеих сестер подтверждает это. И то, что Александра Николаевна была так счастлива в браке, свидетельствует о том, что и она, как и Наталья Николаевна, высоко ставила обязанности жены и матери.