***
Рангику сидела в кабинете и перебирала изрядно надоевшие бумаги, завтра она будет свободна от этого занятия, но сейчас, когда капитана нет на месте, ей приходилось работать за двоих. Хотя обычно было наоборот, Тоширо вел почти всю документацию. Она же была ответственна за тренировки и некоторые другие потребности отряда. У рыжей совершенно не было настроения, впрочем, как и все последнее время. То, что довелось услышать, стало тяжелым ударом для нее. Ей едва удалось смириться с тем, что Гин умер у нее на руках. И как выяснилось все это время, он был жив и являлся преподавателем в академии. Что-то хрустнуло в руке, и лейтенант с досадой посмотрела на сломанную кисточку и расплывающуюся кляксу на листе. Теперь придется еще раз заполнять бланк. Женщина в который раз задавалась вопросом, почему он так поступил. Вспоминалась безобразная ссора с Ичимару и Ичиго. Она ведь едва не напала тогда на рыжего. Фукутайчо с трудом понимала, что тогда на нее нашло и что теперь делать со всей этой ситуацией. Еще, похоже, капитан решил вмешаться, и помочь… Рангику в отчаянии закрыла лицо руками, стараясь взять себя в руки. Вечером, сидя вместе с Момо и Нанао в закусочной рыжеволосая решила ни о чем таком не думать и впервые за долгое время расслабиться. Они выпили изрядно, хотя скорее это она перебрала. А вот собутыльники пили куда меньше. Разговор шел довольно бойко, и они обсудили всевозможные новости, когда незаметно разговор зашел в неожиданное для лейтенанта десятого отряда русло. — …Знаете, девятый отряд затевает что-то грандиозное? — тихо проговорила Момо, — Рангику, знаете, для любви нет границ. — Как-то грустно заметила фукутайчо пятого отряда. — О чем это ты? — спросила рыжая, удивленная таким переходом. — Не надо скрывать, мы же знаем, что вы испытываете друг к другу. — Заметила Исе, и продолжила: — Можно же найти способ, чтобы вы были вместе… Подруги продолжали говорить, но Рангику казалось, что-то теряет связь с реальностью, может, она перепила и это все ей кажется. Иначе женщина вообще переставала понимать, о чем идет речь. И если сначала подумала что говориться о ней и Гине, то потом она окончательно запуталась. А затуманенном, алкоголем, мозгу никак не хотела выстраиваться стройная картина. Поэтому фукутайчо еще раз сделала усилие и сосредоточилась над разговором. — Какой аристократ? — напряженно спросила рыжая, вклинившись в паузу. — Но как же? … — начала Хинамори, сжав руку собеседницы в утешающем жесте. Она уже поняла, что сегодня вряд ли удастся добиться чего-нибудь от Рангику, которая, судя по всему, как всегда, перебрала и не понимала, о чем идет речь. Они с Нанао очень хотели помочь подруге, с которой в последнее время происходило, что-то неладное. Поэтому и затеяли этот разговор, и совершенно зря, так как результат был пока что нулевым. Но если не получилось поговорить сейчас, то следует попробовать, в следующий раз в другой обстановке.
***
Что-то не давало спать, слышалось монотонное бормотание на периферии сознания. Юноша заворочался и с трудом разлепил глаза, стараясь сосредоточиться на источнике шума. Это оказался сосед по комнате. Кеншин, судя по тексту, заучивал какое-то заклинание демонической магии. Ичиго повернул голову и внимательно посмотрел на стрелки, насколько секунду пытаясь сопоставить положение минутной и часовой стрелок с реальным временем. Был поздний вечер, и он проспал несколько часов. Голова прошла, но в теле осталась неприятная слабость, что вовсе не способствовало улучшению настроения. Хорошо еще, что уроки были сделаны заранее, и не требовали непосредственного участия, разве что требовалось выучить кидо, которое сейчас зубрил Араи. Бывший временный синигами сел и встряхнул головой, прогоняя остатки сна, довольно беспокойного, напомнившего о событиях недавнего прошлого. Неприятное ощущение беспомощности до сих пор не отпускало. Вокруг была мерцающая темнота. Такая плотная, что невозможно было даже увидеть свои руки. Он отступил и крепче стиснул рукоятку меча. Не было ощущения направления, невозможно было понять, где верх, где низ. Со всех сторон одновременно раздавался невнятный шепот, чем больше в него вслушиваешься, тем он тише становится. В тот миг, когда шепот уже прокрался, словно внутрь черепа, Ичиго отчетливо ощутил, как по спине стекают капли пота. Это отрезвило его, и он сделал шаг вперед. Опасность была велика, и он не справлялся. Только недавно вернув силы, юноша не мог использовать способности полностью, не навредив себе. Но другого выбора не было, ведь от него зависят жизни его близких. Его рука тянется ко лбу и одевает маску пустого, но все равно, … почему-то не помогает, чтобы не делал, все усилия пропадают втуне. Рыжий чувствует как по капле, внутрь просачивается страх, сжимая леденящими пальцами сердце, промораживая до глубины души. Он не боится противников, это другие чувства, ему боязно оттого, что может потерять контроль над телом, и жутко от того, что может натворить холлоу. Странно, но альбинос требует, чтобы рыжий посторонился, и дал закончить дело. Он соглашается, когда уже просит старик. Странно занпакто выглядел в этот раз, словно чернильное пятно, все расплывалось, меняло форму, не давая возможности сосредоточиться и нормально разглядеть. Пустой рад временной свободе, возможности скрестить клинки с противником, его стиль боя другой, чем у хозяина. Ему не терпится, ведь не было возможности с тех пор, как они победили Улькиорру. Он не осторожен, не обращает внимания на раны, которые заживают почти мгновенно, не замечает трещины в костях и то, что при сильных ударах они дробятся, какая разница, если боль напоминает ему, что он на воле, что это не сон. Один из кошмаров преследовавших его все эти семнадцать месяцев. Они со стариком остались, заперты в перевернутом мире, который превратился в персональный ад для них. …Как же часто альбинос видел эти мгновения, чувствовал, как оковы спадают и ничего больше не душит, и все до того мгновения как не видел эти их снова и снова. Кто сказал, что пустых не мучают кошмары, что у них нет чувств, ведь он грезил не только этим, у него было много страхов и стремлений… Пустой вначале просто не обратил внимание на укол и боль в районе груди и лишь спустя мгновение почувствовал как кровь стекает вниз и не останавливается, а перед глазами все плывет. Там где у людей находится сердце, торчал клинок. Этого просто не могло быть, он с недоверием уставился на меч и не мог понять, когда же он пропустил удар, сознание уплывало, растворялось в пустоте, мгла окутывала душным покрывалом, стирая мысли, забирая силы. Трудно было пробиться сквозь все это и не увязнуть, но ему помогали и тянули, как необычно, когда тебя спасают, да и еще этот рыжий. Боли не было, но ощущение дежавю пронзило столь же внезапно. Ичиго смотрел на гарду, затем на руку, проявляющуюся сквозь тьму. Знакомый и одновременно невиданный ранее силуэт медленно проступал из мрака. За секунду до узнавания мир взорвался яркими красками, и тогда Ичиго понял, что лежит на полу. Но сейчас он видел все словно через туман и не мог ничего сделать, контроль над телом был не у него. Теперь же пытался достучаться до угасающего сознания пустого, несмотря на то, что мир вокруг начинал идти трещинами. Ему не было дела до этого, он просто не хотел терять кого-то еще. Задыхаясь, борясь с медленно, но верно растекающейся болью, ему с трудом удалось привести в чувство пустого, отдавая последние силы, прежде чем упасть парализованным и теперь оставалось только смотреть в небо переливающегося неестественными и ядовитыми цветами… —Держись, Хичиго… …Пустой чувствовал, что ему помог не только рыжий, но и старик и врагам не удалось поглотить его силы, даже наоборот самому лишиться их. Он не знал, как дух занпакто такое провернул, но теперь мог наблюдать как противник медленно и, корчась, растворяется. С садистским удовольствием наблюдал, как мучается арранкар, не слушая предостережения, до того мгновения пока маска вдруг не дала небольшую трещину, от которой начала расходиться целая сеть. Она начала медленно рассыпаться на осколки. Невозможно было то, что альбинос не терял контроль над телом, ему стало даже легче, и оно перестало быть чужим… Почему, что такого сделал старик, что это был за холлоу, что его маска разбилась, от нее осталась лишь четверть, пустой внутр