Я должна была понять, что Хардин играет со мной, я должна была знать, что он по-прежнему путается с этой уродиной. Черт, да вполне возможно, он спал с ней все то время, когда мы «встречались». Как я могла быть такой дурой? Этой ночью я почти поверила, когда он сказал, что любит меня, – ведь иначе зачем ему ехать до самого Сиэтла, думала я. Но ответ прост: затем, что он Хардин и он делает все это, чтобы поиграть со мной. Он всегда так делал и всегда будет делать. Я чувствую себя виноватой из-за того, что проболталась про тот поцелуй, и меня сбивает с толку, что за случившееся этой ночью я ругала Хардина, хотя сама хотела этого не меньше. Я просто не хочу признаваться в этом ни ему, ни себе.
Когда я представляю его с Молли, в животе у меня все сжимается. Если я не поем в ближайшее время, меня стошнит. Не только из-за похмелья, но и из-за признания Хардина. Именно Молли, а не кто-то другой… Я ее презираю. Я легко могу представить, как она по-дурацки ухмыляется, зная, что я буду мучиться каждый раз, представляя их вместе.
Подобные мысли собираются в моей голове, будто стервятники над падалью, но я вытаскиваю себя из этой пропасти, вытираю салфеткой уголки глаз и беру сумку. В лифте я снова едва не срываюсь, но к первому этажу уже успокаиваюсь.
– Тесса! – зовет меня Тревор с противоположного конца холла. – Доброе утро, – говорит он и подает мне кофе.
– Спасибо. Тревор, мне очень жаль, что Хардин так себя вел ночью… – начинаю я.
– Ничего, все в порядке. Он слегка… напорист, да?
Я едва не смеюсь в ответ, но одна только мысль об этом вызывает тошноту.
– Ну да… напорист, – бормочу я и отпиваю кофе.
Он смотрит на свой телефон, а затем кладет его назад в карман.
– Кимберли и Кристиан будут через несколько минут. – Он улыбается. – Так… Хардин все еще здесь?
– Он ушел. И больше не вернется. – Я стараюсь говорить так, словно мне нет до этого дела. – Как спалось? – спрашиваю я, чтобы сменить тему.
– Хорошо, но я волновался из-за тебя. – Тревор переводит взгляд на мою шею, и я поправляю волосы так, чтобы следы не было видно.
– Волновался? Почему?
– Можно у тебя кое-что спросить? Не хочу тебя расстраивать… – Его голос звучит настороженно, и это меня беспокоит.
– Да… давай.
– Хардин когда-нибудь… ну… он никогда не делал тебе больно? – Тревор опускает взгляд.
– Что? Мы часто ругаемся, так что да, он постоянно делает мне больно, – отвечаю я и делаю еще один глоток этого прекрасного кофе.
Он робко добавляет:
– Я имею в виду физически.
Я резко поворачиваюсь в его сторону. Он что, спросил, не бьет ли меня Хардин? Я съеживаюсь от этой мысли.
– Нет! Конечно, нет. Он никогда бы такого не сделал.
По глазам вижу, что Тревор не хотел обидеть меня этим вопросом.
– Извини… просто он кажется таким злым и жестоким.
– Хардин жесток и иногда действительно бывает злым, но он никогда и ни за что не причинил бы мне боль в этом смысле.
Меня слегка раздражает, что Тревор обвиняет Хардина. Он его не знает… но, судя по всему, я тоже его совсем не знаю.
Мы стоим молча пару минут, и я размышляю о нашем разговоре, пока не замечаю Кимберли и ее светлые волосы.
– Прости. Но я считаю, что парень не должен так с тобой обращаться, – говорит Тревор, и к нам тут же подходят остальные.
– Чувствую себя дерьмово. Реально дерьмово, – ворчит Кимберли.
– Я тоже, голова просто раскалывается, – подтверждаю я, и мы идем по длинному коридору в конференц-зал.
– Но ты выглядишь очень хорошо. А я будто только что вылезла из кровати, – говорит она.
– Неправда, – возражает Кристиан и целует ее в лоб.
– Спасибо, милый, но твое мнение необъективно. – Она смеется и затем потирает виски.
Тревор улыбается и говорит:
– Кажется, сегодня вечером мы уже никуда не пойдем.
Все сразу же соглашаются.
Когда мы заходим в зал, я тут же хватаю себе хлопья и быстро ем. Я все еще не могу выбросить из головы слова Хардина. Жаль, что я не поцеловала его еще хотя бы раз… Нет, ни о чем таком я не жалею. Наверное, я еще не до конца протрезвела.
Семинары проходят быстро, и хотя Кимберли раздраженно стонет, потому что основной докладчик говорит слишком громко, к обеду от моей головной боли не остается и следа.
Полдень. Хардин уже, должно быть, дома, вернулся к Молли. Скорее всего, назло мне он сразу поехал прямо к ней. Они уже спали в нашей комнате? В смысле, в нашей бывшей комнате? В кровати, которая должна была стать нашей? Когда я вспоминаю, как он касался меня и, вздыхая, произносил мое имя этой ночью, представляю ее на своем месте. Я вижу лишь Хардина и Молли. Молли и Хардина.
– Слышишь меня? – спрашивает Тревор и садится рядом.
Я смущенно улыбаюсь.
– Извини, я задумалась.
– Я спросил, как насчет поужинать сегодня вместе, раз остальные никуда не идут. – Я смотрю в его блестящие голубые глаза, и когда он не слышит от меня ответа, то начинает запинаться. – Я… если ты не… не хочешь, то ничего страшного.
– Вообще-то, я с удовольствием, – отвечаю я.
– Правда? – выдыхает он.
Судя по всему, он думал, что я откажу, особенно после того, как вел себя Хардин.
Следующие четыре часа слушаю доклады и радуюсь, что Тревор позвал меня на ужин, даже несмотря на угрозы моего безумного бывшего.
– Слава богу, все закончилось. Мне нужно поспать, – ворчит Кимберли, когда мы заходим в лифт.
– Кажется, ты уже не так молода, – дразнит ее Кристиан, а она закатывает глаза и кладет голову ему на плечо.
– Тесса, завтра, пока эти двое будут на своих встречах, мы пойдем по магазинам, – говорит она, прикрывая глаза.
Здорово! Как и спокойный ужин с Тревором в Сиэтле – после безумной ночи с Хардином это просто потрясающе. Меня слегка беспокоит мое поведение: сначала целую незнакомого парня, потом практически принуждаю Хардина заняться со мной сексом, а теперь иду на свидание с еще одним. Но в ужине, по крайней мере, нет ничего плохого, и я знаю, что меня точно не ждут поцелуи или постель.
«Тебя – нет, а вот Хардина и Молли…» – вдруг выдает мое подсознание.
Боже, ну и занудное оно у меня!
Проводив меня до двери, Тревор останавливается и спрашивает:
– Я зайду за тобой в половине седьмого, идет?
Киваю и улыбаюсь, а затем захожу внутрь, на место преступления.
Я собиралась немного поспать перед ужином с Тревором, но вместо этого снова принимаю душ. После всего, что произошло ночью, я чувствую себя грязной и хочу смыть запах Хардина со своего тела. Ровно две недели назад планы были совсем другими: мы с Хардином готовились поехать на Рождество к его маме в Лондон. Теперь мне даже негде жить, и это напоминает о том, что надо перезвонить матери. Прошлым вечером она не раз пыталась мне дозвониться.
Выхожу из душа, снова наношу макияж и набираю ее номер.
– Привет, Тереза, – резко отвечает она.
– Привет, прости, что не перезвонила тебе вечером. Я в Сиэтле на конференции издателей, и у нас был ужин с клиентами.
– Да, точно. Он там?
– Нет… почему ты спрашиваешь? – говорю я как можно более равнодушным тоном.
– Потому что вечером он звонил мне, пытаясь узнать, где ты. Мне не нравится, что ты дала ему этот номер, – ты же знаешь, какого я о нем мнения, Тереза.
– Я не давала ему этот номер…
– Разве между вами не все кончено? – перебивает она.
– Все кончено. Я сказала ему, что все кончено. Наверное, он хотел спросить про квартиру или что-нибудь такое, – сочиняю я.
Видимо, он действительно был готов на все, чтобы найти меня, если даже позвонил маме. Эта мысль одновременно ранит и радует меня.
– Кстати говоря, тебя не смогут заселить в общежитие до конца рождественских каникул, но раз эта неделя у тебя будет свободной и от работы, и от учебы, то можешь просто приехать ко мне.
– Ну… хорошо, – соглашаюсь я.