— Ты что ж это, эвакуируешься? Белый флаг выкинула? — сказал он умышленно грубо. В такого рода положениях он признавал грубую прямоту единственным лекарством. Не жалеть, не сочувствовать, лучше разозлить. Так он привык действовать с ребятами.
— Ты киснешь, а Лосев тем временем… Хочешь, я тебе расскажу про этого подлеца?
Вера медленно рвала бумагу.
— Не интересуюсь.
— А твой Ипполитов тебя интересует? Вера, хочешь, я ему морду набью? Ведь он заслужил, а?
— Глупый ты… — Она взяла справочник, вытащила оттуда бумажные ленточки и скомкала их. — Зачем же бить морду начальнику цеха? От этого ничего не изменится.
Рука ее бессильно легла на стол. Тускло блестели никелированные часики. Стрелки показывали восемь. Забыла завести. И Вера была тоже какая-то тусклая, потушенная, как будто в ней самой кончился завод, и говорила она ровно, утешающе.
— Ты на собрание пойдешь? — спросил Геннадий.
— Я знаю, мне надо пойти, но, пожалуй, я не пойду. Трудно очень, ну как я буду смотреть ребятам в глаза? Нужно держаться, а у меня сейчас нет сил. Как ты думаешь, за что они меня так? Я ищу все время какого-то объяснения и не могу найти. — Она размышляла вслух грустно, спокойно, как будто речь шла о ком-то знакомом.
— Тьфу, какая ты размазня стала, вот не ожидал!
Вера задумчиво покачала головой.
— Наверное, Ипполитов был прав. Он умный. Он очень умный человек. Он всегда прав. Послушайся я его, и было бы хорошо. Все шло бы нормально. Ты не злись, Геня. Я вела себя как дура, как девчонка. Теперь я исправлюсь, и все будет хорошо. Помирюсь с Лосевым, признаю свои ошибки, покаюсь. Лишь бы скорее все это кончилось. Скажи Шумскому, что я себя паршиво чувствую. И разбирайте без меня.
— Струсила! Пощады запросила у этих… — Бесноватая злость, и горе, и гнев, и ненависть закружили его. — Эх, ты! А я-то считал тебя… Вера, я понимаю, тебе сейчас худо, но ты не должна быть такой. Это же не твое личное дело! У тебя же есть друзья!
— Спасибо, Геня, но мне…
— Плевать мне на твое спасибо! — с бешенством сказал он. — И чего ты прикидываешься? Ты прекрасно знаешь, что и Юрьев тебе верит, и Логинов, и Колесов. И нечего напускать на себя. — Он взял ее за руку. — Вера, ничего не изменилось, даже наоборот. — Во рту у него вдруг пересохло, и голос охрип. — А, черт с ним! Если хочешь знать, так я люблю тебя! — Он передохнул и остановился, зная, что останавливаться нельзя. Вера сидела прямо, на щеках ее остывал тусклый, словно искусственный румянец.
К ним подошел чертежник, положил перед Верой синьки.
— Я все собрал, Вера Николаевна.
— Спасибо, Коля.
— Вам по кузнице надо?
— Нет, спасибо.
«Что это я наделал, — подумал Геня. — Скорее встать и уйти». Но он сидел, чувствуя ее взгляд на своем лице. Кругом ходили люди. Кто-то разворачивал кальку, и она шумно хрустела. Чей-то мужской бас повторял: «Абсолютно несовместимо. Не полезет».
Генька развязно сказал:
— Дело мое гиблое, это как пить дать. — Он умоляюще посмотрел на нее, он все еще надеялся, что она придет к нему на помощь, но она молчала. — Ладно, вопрос ясен, — твердо сказал он.
— Почему ты об этом сейчас? — спросила Вера.
— Я давно хотел… вот решился.
— В порядке товарищеской помощи? Думал, я обрадуюсь? Стану благодарить? Нет, Генечка, не нуждаюсь. Ничего мне не нужно. И я не верю никому…
Она вымещала на нем накопленную горечь, наслаждаясь его мучительным стыдом. Пусть она жестока, пусть несправедлива, пусть, а если б он ее сейчас взял за плечи, обнял и при всех поцеловал, — она, никого не стесняясь, заплакала бы, уткнувшись в его крепкое плечо. Ее всегда слишком уважали, чтобы осмелиться сделать такое без ее согласия. Не нужно ей сейчас этого уважения, отнеслись бы сейчас к ней просто как к девчонке, не считаясь с ней, не обращая внимания на ее слова.
И оттого, что Геннадий не осмеливался на это, а любил ее так, как она сама считала положенным, она ненавидела его и казнила словами, взглядом, чем могла.
«Продолжаю тебе, Игорь, как обещал.
Вчера состоялось у нас собрание.
Красный уголок у нас еще на ремонте. Собрались в «Усладе лодырей»: знаешь, закуток между инструментальной и сверлильным?
Вера не явилась, наши давай ее чистить. Валят на нее. Поскольку она не из нашего цеха, то всю вину на нее спихнуть выгодно. Ребятам свой цех, конечно, дороже, и за чужие грехи никто отвечать не хочет.