Игорь подмигнул комсоргу прокатного:
— Люди гибнут за металл? А им Галина ставит балл.
Комсорг рассмеялся, а Галина, роясь в шкафу, сердито фыркнула:
— Тоже мне Мефистофель, сам ни разу на субботник не явился.
Игорь выставил руку с часами, постучал ногтем по столу:
— Четыре двадцать. Жду не больше десяти минут. Когда вас наконец к точности приучат?
Недавно демобилизованный моряк в бушлате рассказывал про поход в Голландию. Игорь подошел ближе.
— С жильем там полный зарез, — рассказывал моряк. — Особенно, конечно, рабочему человеку. Селятся на воде, в каналах. Плот сколотят, на плоту домик. Чистенький, конечно, но верный ревматизм. Заправляет там королева, у них там такой порядок: муж королевы королем не считается…
— Вроде как у Рябчиковой, — подсказал Игорь, и все засмеялись.
Рябчикова, женщина высокая, властная, легендарной силы, работала начальником охраны завода, муж ее служил рядовым охранником, и она шпыняла его со всей строгостью.
Игорю было приятно, что все обернулись к нему и засмеялись, а он даже не улыбнулся. Это всегда производит впечатление. Моряк рассказывал беспорядочно и увлеченно. Вот устроить бы такую беседу вместо прошлогодних тезисов, которые просит комсорг. Надо Гене подсказать. За последний год Игорь редко бывал в комитете, оторвался, и, может быть, поэтому многое ему сейчас виделось по-иному.
Когда Галя позвала его на комитет и когда он вошел в светлую, длинную комнату, где вдоль стола заседаний, крытого кумачом, сидели члены комитета, он прежде всего отыскал глазами Геньку и улыбнулся ему. Он не виделся с ним почти неделю и чувствовал себя немного виноватым, потому что ни разу в течение этой недели не вспомнил про него.
Рядом с Геней сидела Вера Сизова; вероятно, она приняла улыбку на свой счет — прямые брови ее недоуменно дернулись, она поджала губы и уткнулась в свой блокнот. Игорю стало смешно. Все еще злится. Ничего, скоро ты узнаешь, кто такой на самом деле есть Малютин.
Шумский кивнул на свободный стул в конце стола:
— Садитесь.
Обращение нового секретаря на «вы» понравилось Игорю. Высшее образование. Прогресс.
— Техникум кончали? — начал спрашивать Шумский. — Какой диплом?.. Женат? Кем жена работает?
Игорь запнулся, непривычный к этому слову «жена», сердясь и забавляясь своим глупым замешательством.
— Она у нас, в КБ, — сказал комсорг заводоуправления Костя Зайченко.
— Комсомолка?
— Она? Нет! — ответил Игорь и вспомнил, как Тоня говорила: «Подумаешь, чем я отличаюсь от наших комсомолок, тем, что не плачу взносов?» И вызывающе выпячивала нижнюю губу. Он был несогласен с ней, но не мог ее переспорить.
— Между прочим, Костя, ты зря ее не включаешь в вашу лыжную команду, — сказал Игорь. — Все равно, у тебя такие ползуны. — Он вспомнил и засмеялся. — Конторщики! Палки держат, как карандаши.
Костя не ответил. Костя как-то странно покосился на Шумского и не ответил. Никто не улыбнулся. Как будто Игорь сморозил какую-то чепуху. Он посмотрел на Геню. Левая рука Гени подпирала голову, закрывая все лицо. «Чего это вы, такие шибко серьезные?» — хотел спросить Игорь, но ничего не спросил. И оттого что он не мог спросить это веселым, беззаботным тоном, так, чтобы все рассмеялись и зашевелились, ему стало не по себе. Наверное, они стесняются Шумского, но ему-то какое дело до Шумского? Он закинул ногу на ногу и прищурился.
— Вы, конечно, читали постановление партии по сельскому хозяйству, — сказал Шумский. — Комсомол посылает сейчас специалистов…
Игорь посмотрел на Геннадия.
— Как вы относитесь к необходимости поехать в МТС? — спрашивал Шумский.
В правой руке Геннадия был зажат карандаш, и этим карандашом он чиркал по сукну.
— …Специальность у вас подходящая. Техник-механик. Будете руководить ремонтными мастерскими.
Игорь молчал.
От этого пренебрежительного молчания, от острого прищура малютинских глаз Шумского охватило знакомое, противное чувство робости. Вера и Рагозин сидели рядом, чугунно-неподвижные, по их лицам ничего нельзя было разгадать.
«А может, Малютин согласится?.. — подумал Шумский. — Ох, если бы он согласился!»
— …Для вас, молодого специалиста, это целая школа.
— Тоне там тоже найдется работа, — сказал Костя Зайченко.
Шумский поспешно подтвердил, испытывая досаду за свой излишне бодрый тон.
Громко хрустнул графит карандаша в руке Гени. Игорю стало жаль Геню, сейчас его больше всего беспокоило, как помочь Гене вмешаться. Он сказал доброжелательно:
— Почему ж именно меня? Вы же знаете, я только кончил учебу, у меня работа…