Игорь выпустил ручку двери и, умоляюще глядя на Геню, зашептал:
— Что ж это будет, Геня? Ты знаешь, я еще Тоне не сказал.
— Пошли, пошли, — так же тихо и уверенно сказал Геня. — Одевайся, я тебя подожду внизу.
Игорь нахмурился, покачал головой и глубоко вздохнул.
— Как ты мог? — сказал он и стиснул зубы. — Друг сердечный! Я-то надеялся… Агитировать пришел? Катись отсюда… — Он судорожно засмеялся в лицо Геннадию, рванул к себе дверь. Замок щелкнул. Руки Игоря тряслись, он положил их на холодный крюк. Он чувствовал, что Геннадий еще стоит за дверью, — казалось, слышно его дыхание. Они оба ждали. Игорь тихонько отстранился от двери, посмотрел на сжатые в кулак руки, они еще дрожали. Шорох, удаляющиеся шаги по лестнице. Медленные «тук, тук, тук». Ему казалось, что он все еще слышит эти шаги. Потом он удивленно прислушался: это стучало сердце.
— Что случилось? Почему Генька ушел?
Игорь обернулся. В передней стояла Тоня с полотенцем через плечо.
— Так… Теоретические споры. Поцарапались немного, у нас это бывает… — Он обнял ее, повел в комнату, стараясь говорить быстро, весело и не слишком возбужденно. На лице его не оставалось и следа волнения. Он разыгрывал победителя, довольного исходом недавно еще тяготившей его ссоры. Как ловко он, оказывается, мог притворяться перед Тоней! Она ничего не заподозрила. И как только он убедился в этом, ему стало совсем одиноко.
Со дня свадьбы у Игоря завалялось пол-литра — «энзе», неприкосновенный запас. Он пригласил Трофимова с женой, пухленькой, кроткой женщиной, которая восхищалась каждым словом мужа. Ужинали вчетвером на кухне.
— Завидую я вам, — говорил Трофимов, — молодые, везучие! Ты, Игорь, главное, учись. Инженером будешь? А? Поступай в институт, стол у тебя есть. За таким столом вполне можно ученым стать.
— А что вы думаете? — сказала Тоня. — У нас именно такой план.
Игорь пил, не закусывая, но водка почему-то не действовала на него.
— Да, и в институт поступлю! И в аспирантуру! — говорил он, и лицо его принимало ожесточенное, мрачное выражение.
«Мальчишка, — подумала Тоня. — Поссорились с Геннадием, и переживает. Форменные мальчишки».
Теперь, когда она узнала причину плохого настроения Игоря, она была даже немножко разочарована. Довольна и чуть разочарована. Какие все же они мальчишки! Раздеваясь в темноте, она беззвучно смеялась. Наверное, Игорь что-то почувствовал, потому что спросил ее, лежа в кровати:
— Ты что там?
Она подошла, неслышно ступая босыми ногами, легла и прижалась к нему, продолжая улыбаться.
— Ох, как мне надоела эта скрипунья, — смеясь, шепнула она. — У нас будет широкая, широченная тахта. И совсем тихая. Как это могут муж и жена спать отдельно! Разве тебе хотелось бы спать отдельно?
— Нет.
— Это же такое удовольствие, просто лежать вместе… Я, наверное, говорю глупости. Ты считаешь меня очень глупой?
— Нет.
— Нет, я глупая. Мне иногда хочется спросить тебя про всякие вещи, только это стыдно.
— Какие?
— Если бы ты… ну, понимаешь, с другой, ты бы ей тоже говорил такие слова?
— Дуреха!
— Скажи мне, как ты меня любишь?
— Ты же знаешь.
— Ну, почему ты не хочешь?
— Я тебе тысячу раз говорил.
— Ну, все равно.
— Лучше я тебя обниму.
— Хватит! У меня синяки будут, — сказала она жалобно и вместе с тем счастливо. — Игорюшка, а почему после этого говорят шепотом?
— Не знаю.
— Мне иногда делается страшно. А вдруг все это кончится? Или что все это нарочно?
— Почему?
— Какая-нибудь чепуха — и все разобьется.
— Какая чепуха?
— Ну, мало ли, не приставай… Тебе, наверное, дадут премию, когда ты кончишь свой станок… Как это Трофимов сказал? Да, везучка. Ты везучка. Мне так хочется обставить комнату и купить… Нам столько нужно. Я боюсь. Наверное, это все же мещанство.
Молчание.
— Ты не слушаешь?
— Да, да, — отозвался он.
— Ну ладно, спи… Играха, ты меня не разлюбишь?
— Нет.
— Что бы с тобой ни случилось?
— Нет. — Он помолчал. — А ты?
Она обняла его, поцеловала в затылок.
— Если у нас будет ребенок, я выпишу маму. Она поможет. Я смогу тогда без перерыва обойтись. Еще три года учиться. Ох, ужас как долго!
Она замолчала, услышав мерное дыхание Игоря. Вздохнув, она поудобнее приткнулась щекой к его плечу, вдыхая теплый запах его тела, чувствуя кожей движение волос на его щеке. Сейчас, спящий, он представлялся ей беспомощным и маленьким, как ребенок, будто он лежал у нее на руках, и она укачивала его. Беспричинная нежность волной набежала на нее. Недавние тревоги показались пустыми; она была даже рада, что Игорь скрывает от нее что-то, связанное с ссорой с Геннадием. Это как-то оправдывало то, что она умолчала о встрече с Ипполитовым. Собственно, рассказывать было нечего. Впервые после ее свадьбы он сегодня подошел и заговорил, сперва о делах, потом справился, как идут ее занятия, и предложил помочь, если надо, с курсовым проектом. Разговор был обычный, главное заключалось в том, как грустно и преданно Ипполитов смотрел на нее, и то, что ей было это приятно. И это тоже усиливало то состояние счастья, в котором она жила. Уже засыпая, она удивилась тому, как чудно устроена жизнь: из всех людей, из тысяч и тысяч она нашла именно Игоря, того самого, единственного, нужного ей… Теперь-то она убедилась, что Игорь и есть единственный человек на земле, но тогда-то она ничего не знала…