Гленна пыталась оградить меня от людских пересудов, но я знала все, и эти слухи были мне как ножи в сердце.
Неженатый, бездетный, Винд обратил все свое внимание на меня… О, только не подумайте чего нехорошего! Мой брат просто решил, что, раз уж ему не суждено счастье супружества, я должна непременно его испытать. Королевству был необходим законный наследник. Однако, зная мою историю, ни один мужчина не отваживался сделать мне предложение. Мало ли — вдруг я снова стану драконицей! Конечно, вслух об этом не говорилось, поскольку Винд мог прогневаться. Но я-то понимала, отчего за мной никто не ухаживал.
Разочаровавшись и отчаявшись, мой брат, мой спаситель, мало-помалу превратился в моего палача. Я не думаю, чтобы он в полной мере осознавал, что творит, и подавно не задумывался о причинах собственного поведения. Он просто взялся ежедневно пилить меня, указывая, как и в какую сторону я должна измениться, чтобы наконец привлечь мужское внимание.
Я, управлявшаяся с замковым хозяйством со времени смерти нашей с ним матери! Я, хранившая все ключи, пока отец не привел мачеху! Я, несшая в себе огонь, постичь который ни одному мужику не дано…
Я, впрочем, подозревала, что никто не сумел бы выдержать это пламя в брачную ночь…
Желание постепенно вызревало во мне.
Сперва я ощущала его лишь по ночам, когда мне снилось, будто я вновь распахивала крыла и парила над землею и морем, и небо надо мной полыхало мириадами звезд, уходя в непредставимую вышину… В этих сновидениях я то взмывала до самой луны, то стремительно бросалась вниз, чтобы подхватить овцу либо корову, и тогда у меня на зубах упоительно хрустели их кости, а в горло лилась горячая кровь…
Я просыпалась, запутавшись в мокрых от пота простынях, с трудом понимая, что было реальностью, а что — сном.
Это тянулось несколько месяцев, обретая особую силу в мои урочные дни. Если верить Гленне, в такие периоды я становилась решительно невыносима.
Мы с Виндом уже не раз цапались то по одному поводу, то по другому, но пламя вспыхнуло в тот день, когда, усаживаясь завтракать, он мне сказал:
— Я наконец-то нашел тебе мужа, Мэй Маргрет. Весной ты выйдешь замуж за государя Данбара.
— Брат, — сражаясь с внутренним жаром, ответила я. — Мне не требуется никакого мужа. И кто дал тебе право распоряжаться моей рукой?
Он холодно ответил:
— Я распоряжаюсь ею по праву твоего родича и твоего короля, и никто мне не указ.
— А я за тобой такого права не признаю!
Голос Винда задрожал:
— Королевству нужен наследник, Мэй Маргрет. Поскольку мне зачать его не дано, продолжение рода должно быть возложено на тебя.
Каждое его слово было полно вины и стыда за то, что сам он наследника так и не породил. На мгновение это отняло у меня дар речи, а сердце наполнилось болью за брата. Но потом он заговорил снова, и вот что он мне сказал:
— Или ты забыла, сестрица, кто избавил тебя от личины драконицы?
Вот тут меня охватила такая ярость, что на время я даже разучилась дышать. Могла ли я думать, что однажды он использует свой подвиг как оружие против меня же! Мое сердце затопила раскаленная ярость, я вскочила на ноги и бросила в него чашу с вином, которую держала в руке.
Что было потом, я просто не помню. Я потеряла сознание. И не пресловутая женская слабость была тому виной. Наоборот, мне кровь бросилась в голову, слишком стремительно, слишком горячо.
Как выяснилось, побывав в шкуре драконицы, очень трудно стать обычной девицей…
Последующие несколько недель оказались очень тяжелыми. Мы с Виндом только и делали, что сражались из-за моего замужества. Я без конца напоминала ему, как дружно мы невзлюбили Данбара, когда были детьми и тот приехал к нам в гости, сопровождая отца. Мы оба тогда сочли его глупым, вредным и донельзя избалованным.
Но Винду было все равно. День тянулся за днем, я бушевала и уговаривала, молила и торговалась — в общем, билась как могла. Одного только я ни под каким видом не пускала в ход — не пыталась добиться своего с помощью слез.
Что бы я ни делала, мой брат оставался тверд, точно Веретенный камень, мой прежний насест.
Еще я весь тот месяц старательно давила в себе драконьи желания. Но всякий раз, когда я выходила из себя — а происходило это, понятно, нередко, и каждая новая вспышка ярости оказывалась хуже предыдущей, — эти желания вновь просыпались во мне, обретая небывалую силу и глубину.
И в итоге я сделала то, о чем долгое время даже не помышляла. Я отправилась проведать Нелл. Деревенскую ведунью, ту самую, что когда-то посоветовала односельчанам умерить мой голод ежедневными приношениями молока.