Плохи наши дела, Танюша...
- Что нужно, мужики? - спросил он, стараясь говорить спокойно и уверенно.
Вокруг - ни души. Из-за холодов и дождей поселок обезлюдел до весны.
- От тебя - ничего, - ответил, с трудом ворочая языком, - наркоты, что ли, насосался? - "железный дровосек". - Ты дуй отсюда, да поскорее!
Виктор сделал шаг в сторону Тани. "Дровосек" тотчас последовал за ним.
- Разбежался! - обнадежил его Виктор. - Дурь обсуждению не подлежит. Мы уйдем отсюда только вместе!
Маленький нехорошо засмеялся.
- Объяснись с ним, Толик, - сказал он, не выпуская Таню.
Она стояла, по-прежнему не понимая, что происходит. "Дровосек" на "железных ногах", тупой и тяжелый, вплотную придвинулся к Виктору.
- Что смотришь, мальчик, ударить хочешь? - поинтересовался у него Крашенинников.
- Хуже будет, - пообещал "дровосек", наконец в муках родив одну фразу.
- Это вряд ли, - ухмыльнулся Виктор. - Если только тебе...
И тут же почувствовал, как свинцовый кулак вошел в солнечное сплетение.
- "Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее...", - прошептал Виктор, с трудом выпрямляясь.
Боль была острой, но вполне терпимой, и Виктор, спружинившись, сильно заехал "дровосеку" в лицо. Его преимущество сейчас заключалось в том, что маленький не мог прийти на помощь корешу, иначе ему пришлось бы отпустить Таню. Но то же самое сообразили и эти двое. Маленький быстро повернулся, и Виктор не успел заметить, что произошло, но Таня, мгновенно побледнев, медленно стала оседать на землю.
- Ах, так?! - прошипел, зверея, Виктор. - Ну, ребятки, пеняйте на себя!
Он никогда в своей жизни - ни до, ни после - не дрался злее, яростнее и ожесточеннее, чем тогда. В тот момент он был способен на что угодно, на самое страшное, потому что потерял всякий контроль над собой. Краем глаза Виктор наблюдал за Танькой - как она? Вроде малость оклемалась, но двигается слабовато. Маленький догадался, что Таня в любом случае от них никуда не денется, и присоединился к "железному дровосеку".
Левый глаз Крашенинникова совершенно заплыл. Несмотря на немалый рост Виктора, "дровосек" ухитрился разбить ему в кровь лицо, и она теперь стремительно заливала рот, непрерывно вытекала из носа - может быть, сломанного, кто знает... "Железный" дрался уверенно, хотя заторможенно, как в замедленных кадрах, что все-таки очень напоминало наркоту, и это придавало Виктору силы. Он должен справиться. Однако маленький понял то же самое. И тогда он вытащил нож. Да, Виктор ловко успел перехватить его кисть, но неудачно согнулся, и нож полоснул выше левой брови. Кровь заливала, не давая смотреть.
Плохи наши дела, Танюша...
Виктор начал терять силы. Очевидно, ему поранили ему руку, потому что страшно болело левое предплечье. Маленький потянул "дровосека" за собой - Виктор уже опустился на землю, и с ним, вроде, вопрос был решен. Но сознание не покидало Крашенинникова, и двое все-таки просчитались.
Виктор с трудом, кое-как вытер кровь и поднял голову: Таня опять страшно косила. В глазах, устремленных на него, казалось, исчезло всякое выражение, но Виктор хорошо знал, что она думает и что произойдет, если его сейчас прирежут или он хотя бы на время отключится. Не может он отдать им на растерзание свою Таньку...
И он им ее не отдаст.
Правой, еще более-менее благополучной и послушной рукой он машинально пытался нащупать возле себя камень, но, как назло, ничего похожего не находилось. "Дровосек" железной хваткой рванул Таньку на себя, и Крашенинников начал медленно подниматься. Теперь ему нужно было только успеть...
Прежде чем эти двое что-нибудь сообразили, Виктор в несколько огромных шагов настиг их и почти не задумываясь, что делает, в вакууме отчаяния сомкнул пальцы на тонком Танькином горле. Круглая коричневая родинка между ключиц...
Он не отдаст им Таньку... На него смотрели глаза с рыжеватыми крапинками. Левый страшно косил... Они все понимали. И сознание потихоньку меркло в них, оставляя Таню навсегда...
Виктор не слышал, как истошно орали эти двое, тщетно пытаясь отодрать его пальцы от Тани. Она уже была мертва, но разжать рук он никак не мог. Матюгаясь, маленький старался ему помочь. Зачем, Виктор не понимал.
- Ты псих, шизанутый! - орал маленький. - Бежи отсюда скорей! Тронулся, видать, он, Толик! Давай уходить, пусть он сам тут разбирается!
Но они почему-то медлили, топтались на месте, все тише и тише матюгаясь. Виктор осторожно опустил Таню на мокрые листья и лег рядом. Сквозь кровь, заливавшую лицо, он смотрел на ее быстро застывающий профиль: ровненький нос, рот, приоткрытый в последнем удушье, страшный, искаженный, прилипшие ко лбу волосы... Широко открытые глаза цвета подсолнечного масла... И букет смятых кленовых листьев, собранный ее руками.
Виктор с трудом дотянулся и положил ей его на грудь.
- Ты, парень, чего, и вправду не в себе? - спросил маленький.
Похоже, "дровосек" даром речи почти не владел.
- Ты зачем девку порешил?
Виктор глянул на него из-под припухших век.
- Чтобы ты не порешил, сволочь! - прохрипел он и попробовал встать.
Видно, было нечто такое в движениях и взгляде Крашенинникова, что вдруг испугало их, хотя теперь они свободно могли прирезать его, едва стоящего на ногах. Но они испугались. Маленький начал суетливо озираться и неуверенно попятился.
- Отваливаем, Толик! - сказал он. - Ну его на хер!
Они исчезли так мгновенно, словно провалились сквозь землю. Ушли куда-то в лес известными лишь им тропами. Ветер шевелил кленовые листья на Таниной груди. Тишина навалилась смертельной, невыносимой, невероятной тяжестью.
- Таня, - сказал Виктор и снова опустился на землю, - Танечка, родная, встань, а?.. Хочешь, я тебе помогу?.. Я ведь сильный, ты знаешь, я сумею отнести тебя в избушку... В воскресенье приедет Алеша. Ты ведь его любишь, Таня... Он удивится, если вдруг не застанет тебя. А Татка просила яблок из сада... Она любит красные... Таня, хочешь, я больше никогда в жизни не буду петь дурацкие песни и читать стихи?.. Тебе ведь это не нравится, правда?.. И мне тоже... А листья надо погладить утюгом, тогда они будут стоять у нас долго-долго... Ты только встань и увидишь, как все будет хорошо-хорошо...
Он прижался к Таниному плечу и застыл. Он не знал и не помнил, сколько прошло времени. В полной темноте начался дождь, осторожно застучал по веткам, и Виктор очнулся от холодных, секущих лицо капель. Его бил озноб. Таня лежала рядом, бесконечно близкая и страшно далекая.
- "Где, в каких краях, встретимся с тобою...", - прошептал Виктор и снова попробовал встать.
Все тело болело, но кровь почти остановилась, запеклась на щеках твердой отвратительной коркой. Дождь шел все сильнее, а он "смывает все следы", подумал Виктор. Сознание стало неожиданно ясным и острым - теперь нужно уходить. Конечно, возникнет вопрос о том, как Таня сюда попала, а Тата, Гера, Алеша, Нина отлично знают, с кем она здесь жила. Нет, уходить нет смысла.
Виктор опять лег, уткнувшись носом в землю. Он должен быть с Таней, пока их не найдут. Если сам не подохнет к тому времени. Ну, не ползти же ему в милицию, которая, кстати, неизвестно где находится... И вокруг ни души. Но он ошибался.
Как в дурном сне, перед ним вдруг возник тот маленький, тряпочный. Почему-то он был один, без своего кореша, и тоже, казалось, дрожал в ознобе. Виктор решил, что ему мнится, мерещится, что просто начинается бред, но потом вдруг уверовал: маленький существует. Он присел на корточки возле Виктора и забормотал быстро-быстро, пугливо озираясь: