- Парень, слышь меня, парень? Ты чего тут разлегся, ведь заберут!
- "Оттого, что лес - моя колыбель, и могила - лес", - прошептал Виктор. - Не убеждает? А я думал, ты вернулся, чтобы меня пришить. Без забот, без хлопот! Потому что вовремя не успел. И это самое лучшее, что можно придумать! И тебе спокойно, и мне хорошо... Давай, друг, действуй!
- Поднимайся, слышь? - повторял маленький, словно до него не доходил смысл сказанного Виктором. - Вставай и бежи! Тебе есть где схорониться? Ехай в город! У тебя там живет кто? Или с нами пойдем. Но это хужее, лучше ты сам спрячься. Нас не найдут, а ты чего-нибудь про себя выдумай по дороге. Я как лучше хочу, парень! Слышь, эй! Или ты совсем тронулся?
Виктор с трудом разлепил затекшие веки. Чего он так старается? И кто из них двоих действительно тронулся?
- "Где ж ты, времечко лихое, когда можно было жить разбоем, да-да! Неужели это время не вернется никогда?" - сипло пропел Виктор.
Маленький испугался не на шутку.
- Ты чего это... вроде как поешь? - спросил он, совершенно ошалев.
- "Нам песня строить и жить помогает!" - уведомил Виктор. - А тебе, мразь, что нужно? Зачем вякаешь? Ты свое дело сделал, подонок, хочешь докончить, так я ведь ничего не имею против! Валяй, только поживее! И с концами!
Маленький обрадовался и сразу успокоился.
- Ну, заговорил по-человечески! А то ни черта не поймешь! Не то стихи, не то песни... Все странные какие-то... Ты поспеши к первой электричке, хочешь, я доведу? Ничего здесь не трогай, следов, слышь, не останется! Только уходить надо по-быстрому! Смывайся, парень, я ведь тебе добра хочу!
Виктор засмеялся.
- Добра хочешь? - переспросил он и сел. - Ты мне хочешь добра?! Звучит превосходно! Впечатляет во всех отношениях! Надо же, как мне неожиданно повезло: встретил в лесу друга! "Только раз бывает в жизни встреча"!
Руки судорожно, непроизвольно сжимались в кулаки, и маленький поджался и испуганно попятился.
- Ты чего, а? - забормотал он. - Ну, ты чего, психопат? Никогда чокнутого такого не видал...
И Виктор внезапно догадался, что произошло: из жертвы он превратился в глазах маленького в сообщника, в такого же преступника, убийцу, висельника, стал своим, родным и близким человеком, с которым можно и нужно закорешить, которому необходимо помочь. Поэтому он удостоился чести быть спасаемым.
Крашенинников усмехнулся. Ему, наконец, удалось встать и выпрямиться во весь рост. Он с трудом сделал шаг, стараясь не упасть, но маленький опять исчез, вновь как сквозь землю провалился. Тогда Виктор думал, что навсегда...
Словно в бреду, он добрался до станции и забился в пустой холодный вагон первой электрички. Всю дорогу он провел в тяжелом полусне. В Москве от него в страхе шарахались ранние прохожие, а милиционер на перекрестке вежливо поинтересовался, не нужна ли помощь. Виктор улыбнулся разбитыми губами и ответил, что с ним все в порядке, нормалек!
Домой он, конечно, заявиться не рискнул, а у Алексея родители недавно отбыли в отпуск на юг, поэтому, не размышляя, Виктор двинулся к приятелю.
Алексей тихо ахнул и отступил, открыв дверь, но не задал ни одного вопроса.
- Алексис, - сказал ему Виктор, с трудом открывая рот, - я должен пожить у тебя какое-то время. Неплохо бы вымыться и облиться йодом. Или зеленкой. Что имеется.
Алексей молча быстро раздел его и начал приводить в порядок, как умел. Лицо сильно щипало, но Виктор молчал. Особенно тяжко ныла левая рука.
- Врача бы, - осторожно предложил Алексей.
- Ни в коем случае! - отрезал Виктор. - Дай водки, и побольше! Можно аспирину. И чая...
Потом начался бред.
11
Как выяснилось позже, Татка категорически отказалась отправить Виктора в больницу, а Гера и Алексей молчаливо с ней согласились. Знакомого врача приводил Алеша.
Сквозь густой молочный туман, опутавший Виктора как пеленкой и не дававший двигаться и дышать, он изредка с трудом различал Таткин большой рот, Нинкины беленькие, низко спадающие на лоб кудряшки, серые глаза Геры... Чьи-то руки часто переворачивали его, меняли повязки и простыни, что-то кололи... Кто-то поил его из ложки: жидкость была кислой и очень приятной. Один раз из молока выплыло вдруг лицо Надежды Николаевны, но, возможно, это ему померещилось.
Виктор пришел в себя вечером: комната приняла свои привычные очертания неожиданно, из-за стены доносились приглушенные голоса Алеши и Геры.
- Эй! - попробовал крикнуть Виктор. Получилось что-то слабое, противоестественное. - Эй, там, на палубе! Придите кто-нибудь!
Они появились оба как по команде.
- Наконец-то! - сказал Алексей с видимым облегчением. - Думали, жив не будешь.
- Совсем на ладан дышал? - заинтересовался Виктор. - Значит, "как я выжил, будем знать только мы с тобой?" Сейчас встану, погоди!
- Да ты обалдел! - кинулся к нему Алексей. - Я тебе встану! Быстро у меня схлопочешь!
- Грешно бить такого лядащенького, которого соплей зашибить запросто, - объявил Виктор, с трудом пошевелив левой рукой. - Где это я так здорово гвозданулся?
- А ты разве ничего не помнишь? - с тревогой спросил Гера.
- Пьян был в дымину, - откровенно признался Виктор. - Шибко нализался где-то на халяву... Собирался на дачу... Но, видно, не доехал... По башке чем-то саданули и по морде съездили. А поезд ушел, платочками помахали.
Он врал, презирая себя и себя ненавидя. Но что-то мерзкое, гнусное, гаденькое в его душе, вроде того маленького человечка в лесу, диктовало ему свои жесткие условия, заставляя лгать, изворачиваться, выкручиваться... Только бы не дознались правды... Теперь он уже ее не хотел и боялся.
Гера и Алексей переглянулись.
- Виктор, - нерешительно начал Георгий.
Алексей отвернулся к окну.
- Мы должны сказать тебе, Виктор... Ты очень долго болел. Таню убили недалеко от дачи, в лесу... В тот самый день, когда ты... В общем, тебя там тогда почему-то не оказалось...
А был ли мальчик-то? Может, мальчика и не было...
"Я был! - хотел закричать Виктор. - Я как раз был там, и это я, я, своими руками, вот этими самыми грязными лапами убил ее, задушил, потому что на мгновение сошел с ума и подумал, что так будет для нее лучше! Но это невозможно теперь никому объяснить! Да и, наверное, не нужно..."
- А листики? - спросил он, забыв, что упоминание о них может его выдать.
Алексей и Гера снова беспокойно посмотрели друг на друга.
- Какие листики? - осторожно спросил Георгий.
- Желтые... Ну, те самые, что она так любила всегда собирать... Кленовые, кажется... Где теперь эти листочки? Куда они подевались?
Серый взгляд Геры стремительно потемнел, а Алексей присел на стул возле дивана.
- Витя, - тихо попросил Алеша, - постарайся взять себя в руки. Наверное, не нужно было тебе сразу говорить... Тебя действительно ударили по голове?
- Без понятия, - пробормотал Виктор. - Вероятно... Видишь, вся морда опухла. А может, это я сам за камень зацепился...
И он снова начал бредить, пролежав пластом еще несколько дней.
Таню похоронили без него: молчаливые и сумрачные друзья Виктора сделали все, что необходимо. Следствие быстро зашло в тупик, и ничего выяснить не удалось. Ни Алексей, ни Гера, ни Тата не сказали следователю, что Таня жила на даче с Виктором. Тата просто объяснила, что ее лучшая подруга детства иногда брала у нее ключи.
Виктору трудно было до конца понять, почему они так поступили: то ли смутно догадывались о чем-то, что-то подозревали и не хотели ворошить зловещую, темную тайну, то ли невероятно устав, стремились уберечь его и себя и поскорее освободиться от тягостных подробностей, выяснений, допросов. Да, никто не хотел ничего выяснять: значит, так распорядилась судьба, так она пожелала, жесткая и своенравная во всех отношениях. И возражать и спорить бесполезно.
Виктор встал только в октябре, когда на улице уже начиналась ранняя зима с первым мокрым, ласковым снегом и слякотью под ногами. Он даже не пошел к Тане на кладбище. Виктор сразу запил, страшно, по-черному, отказавшись от всяких контактов, встреч и знакомых. Словно отрезал прошлое, обрубил.