- Чокнутый ты! - в страхе прошептал Петр. - Я и раньше заметил...
- Не дрейфь, Петро, я в полном порядке! - успокоил его Виктор. - На учете в диспансере не состою, так что дееспособен и за свои поступки отвечать по закону обязан!
- А родители твои где? - вдруг спросил Петр.
- Ты чего о родителях вспомнил? - удивился Виктор. - Всю биографию хочешь знать? Отца никогда не видел, а мать десять лет назад умерла. Она у меня старенькая уже была, я у нее родился под завязку, единственный поздний ребенок.
Петр как-то сразу обмяк и посмотрел участливо.
- Я тоже без отца рос, - сообщил он. - Из Твери я... Тут недалеко.
- А это действительно недалеко! - обрадовался Виктор. - Я знаю Тверь: чудесный городок! Старинный, сказочный, волшебный! На Волге! А какой у вас там музей Салтыкова-Щедрина! В жизни нигде такого не видал!
- Кого музей? - недоуменно спросил Петр.
- Салтыкова-Щедрина, темнота! - повторил Виктор. - Неужели не читал? В школе проходили!
- Не помню, - пробормотал Петр. - Это давно было... Я потом сразу в армию попал... Ты не служил?
- Бог миловал, - сообщил Виктор. - Я от армии в институте косил. Ну, валяй дальше! У нас с тобой сегодня получается вечер под названием "Расскажи мне о себе". А чего ты назад в Тверь не вернулся? Видать, чтобы любимый город спал без тебя спокойно?
Петр снова съежился, сжался в грязный плотный комок. Свою водку он так и не допил, и Крашенинников подумал, что он сильно загнул по поводу своего пьянства.
- В армии... - пробормотал Петр. - Ты не служил, не поймешь... Я молодой был, тосковал шибко... И женщина у меня до армии была... Зоей звали.
- Хорошее имя! - быстро вставил Виктор.
Петр глянул на него с ненавистью.
- Заткнись ты! Что ты понимаешь?! Я без нее... Но это так поначалу казалось... Я просто без бабы обезумел... Когда молодых, здоровых мужиков отрывают на два года от баб - это подонство, Витюха... Один у нас, грузин, вешаться надумал... Спасли. И под суд отдали. А мы с Толиком сбегли. Ночью как-то ушли, под Москвой мы стояли, тут недалеко...
Виктор побарабанил пальцами по столу. Этот странный, отвратительный тип, которого он был готов убить в любой момент, становился ему близок и понятен. И даже почти оправдан в его глазах. Затравленный зверек, не умеющий владеть своими инстинктами. Да неизвестно еще, как бы сам Виктор справился в такой ситуации!
- Думали, не поймают? - поинтересовался он.
- Так ведь не поймали же! - воскликнул Петр. - Самое смешное, что так и не поймали! Лето было, ночью мы в лесу спали, тепло... Потом вечером женщину заметили... Молодую, с двумя сумками... Она, видно, на дачу к себе шла с электрички. Ну, мы ее... того... сам понимаешь... Сначала Толик, потом я... Я не хотел убивать, но Толик убедил, говорил, ведь выдаст, дубина! И ремнем своим солдатским задушил... Очень быстро все получилось... Ремень вот только мы там Толиков забыли... Боялись долго потом... Но все обошлось...
- У нее осталось двое детей, - негромко сказала Таня. - Мальчик и девочка трех и пяти лет. И они все время вечерами спрашивали, когда же придет мама...
- Танюша! - радостно вскочил Виктор и взлохматил руками волосы. - Танюша, наконец-то! Ну, вот видишь, Петро, я же говорил, что она обязательно придет!
Петр судорожно вздрогнул и вцепился в стул, словно боялся с него свалиться. Глаза у него стали совершенно дикими и безумными. Он пугливо озирался, в ужасе косясь в угол, куда обращался Виктор. Кажется, ничего не видно: темно, пыльно... Грязные стены с картинами...
- Танечка, смотри, кто к нам пришел! - радостно продолжал Виктор. - Его зовут Петром. Парень вполне ничего, неплохой, мы о многом с ним без тебя потолковали. Салтыкова-Щедрина любит! Прямо страницами наизусть шпарит!
Таня улыбнулась.
- Не веришь? Правда-правда! Жизнь у него тоже не задалась, баба попалась мерзкая, прилипчивая, как лейкопластырь! Мрак! Хочешь с ним побеседовать?
- Бестолковкой пошевели, Витя! - холодно посоветовала Таня. - Ну о чем нам с ним говорить?
- О любви! - объявил Виктор. - Это самый наболевший и нерешенный вопрос в его неудавшейся судьбе. Расскажи ему, что есть любовь на Земле, Танюша, а то он до сих пор не знает! Или лучше мне ему рассказать?
- А ты знаешь? - спросила Таня.
- Ну, ты даешь! - протянул Виктор. - Кому же об этом знать, как не мне? Богатый жизненный опыт, изумительная теория и такая же практика!
Таня молчала. Крашенинников неожиданно опустил голову, сделал два неверных шага к столу и тяжело сел, почти рухнув на табуретку.
- Прости меня, Таня, - прошептал он, закрывая руками лицо. - Сам не понимаю, что говорю... Опять перепился... Но я так ждал тебя! А тут этот... Все пасется возле мастерской и пасется. Ну, я и не выдержал, взял и пригласил его зайти... Думал, развлекусь...
- Развлекся? - поинтересовалась Таня.
- Более чем, - глухо ответил Виктор. - Я кругом виноват, Танюша... Прости, я опять за свое. Ночь была ужасно длинная без тебя, и я вдруг подумал сегодня: а ведь жизнь каждого из нас на Земле разыгрывается лишь в четырех трагедиях. Сначала - "Красная шапочка", потом - "Ромео и Джульетта", затем - "Маскарад", и, наконец - "Сто лет одиночества". Я подбираюсь уже к самой последней... Но, видимо, чересчур увлекся третьей. Хотя человек всегда чудовищно одинок на Земле... Любой. Каждый. Независимо от возраста и обстоятельств.
Виктор отнял руки от лица и посмотрел на Петра, совершенно серого от страха и ужаса.
- Ну, ты, братец Кролик! Чего ежишься? Поди, обоссался со страху? Я ведь тебя честно предупреждал, падла, что она придет! Она и пришла! Чего ж ты весь скукожился?
Петр ничего не отвечал.
Крашенинников подошел к нему и с силой рванул со стула вверх. Петр не сопротивлялся и беспомощно, испуганно повис в его огромных руках, болтая в воздухе тряпочными ножонками.
- Не качок ты, дядя, и не в кассу въехал! - бесстрастно констатировал Виктор. - А вот теперь объясни мне, паскуда, что у тебя там дальше по заданному сценарию? Для чего ты за мной без конца шляешься? Тебе чего от меня нужно, мудила?
Петр по-прежнему не отвечал, только пугливо болтал ножками да серел еще больше.
- Оставь его, Витя! - брезгливо сказала Таня.
- Нет, сначала я из него всю душу вытрясу! - пообещал Виктор. - А потом удушу! Опыт уже имеется! Ты это хорошо помнишь, мудак?
- Это... ты ее... убил! - неожиданно прохрипел мужичонка. - Мы бы... не стали!
- Во дает! - воскликнул Виктор и от изумления выпустил Петра из рук.
Тот шмякнулся на пол, как мешок с сеном, и с трудом сел, потирая ушибленное колено.
- Значит, не стали бы, говоришь? А что бы вы тогда сделали с ней, интересно?
Петр испуганно покосился в угол. Там ничего не было видно.
- Я не могу... при ней... - пробормотал он.
- Ничего, говори, я разрешаю! - великодушно распорядился Виктор. - Ей тоже интересно знать!
Петр совсем стушевался и напоминал полураздавленного дрожащего червяка.
- Ну... это... - пролепетал он. - Ты сам знаешь... Побаловались бы... а потом отпустили...
- Сомневаюсь! - отрезал Виктор. - Ведь как говорил твой мудрый и дальновидный Толик, она бы вас выдала! Странно только, что вы меня тогда не порешили на месте! Неплохо бы! Ну, потрепался - и будет! - он снова схватил Петра в жесткие объятия. - Побаловались бы они... Отвечай, скотина, а зачем ты тогда возвратился ко мне в лесу? Навестить шибко захотелось, проведать? Соскучился? Почему не пришил, гнида?
Таня молчала, спокойно наблюдая за происходящим.
- Я не собирался... тебя... убивать, - с трудом выговорил Петр. - Веришь, нет? Я чего-то сильно испугался тогда, а Толик вообще был плохой: травкой он баловался, ты верно заметил... До сих пор не знаю, где он ее доставал, денег-то ведь не было... Из дома, что ли, получал? После тебя... после того... в лесу... мы бросили все, ушли с нехорошего места, на юг подались... Три года мотались... Одно время с табором. Без паспортов, без денег, без одежи... Искали нас, да не нашли... Уж так вышло. Документы потом нам приятель Толиков в Ростове сделал. А сел я по другому делу, за драку.