Сказать о случившемся Алексею ни Виктор, ни Аня никак не осмеливались. Да и гастроли сильно затянулись, а когда Алексей, наконец, вернулся, Крашенинниковы уже оформили свои отношения. Виктор не стал бы форсировать события, но Анька затеялась немедленно рожать, и он отступил перед такой суровой и настойчивой необходимостью.
Краешенинников долго боялся встречаться с Алексеем. Посмотреть другу в глаза было страшно, почти невыносимо. Но Алексей, просто и спокойно, пришел к ним сам, когда уже родился Петька, а всклокоченная Анька в растерянности и смятении первого материнства металась между ребенком и Виктором, абсолютно не понимая, что ей надо делать.
Алексей смирно сидел на кухне, расплываясь в обычной, кроткой и милой улыбке. Он с умилением наблюдал за мечущейся Анькой и восхитился, увидев крошечный сверточек у нее на руках. Сверточек с силой выкручивался и заходился в крике, маленькое красное личико кривилось, беззубый рот распахивался до ушей.
- По-моему, ты мне изменила и родила не от меня, а от Татки. Смотри, как похож! - доверчиво поделился с Аней Виктор.
Его юмора она никогда не воспринимала и горько запричитала, жалуясь Алексею.
- Вот он все шутит и шутит, все смеется да смеется, а я совсем ничего не знаю и не умею! И научить меня некому!
- Привыкай к самостоятельности! - отрезал муж. - Твой же ребенок!
- Но и твой, в конце концов! - завизжала Анька в тон вопящему сверточку. - Ты ничего не хочешь делать и ничем не желаешь мне помочь! Тебе бы только рисовать с утра до ночи!
- А тебе - мазаться! - не остался в долгу Виктор. - Ты хоть бы ребенка пожалела, ему недолго задохнуться в таком воздухе!
Алексей выслушал все пререкания молча и тихо исчез. На следующее утро он явился с двумя маленькими бутылочками грудного молока - у Ани своего не оказалось, и кормить Петьку было нечем.
Заспанный Виктор вышел на звонок, чертыхаясь, и, ошеломленный, застыл. Алексей покачивался в дверях после вчерашнего перепоя, от него резко несло перегаром, но пальцы цепко держали прозрачный пакет с драгоценным грузом. Сонная нечесаная Анька вылезла из комнаты с орущим Петькой на руках и вытаращила раскосые глазищи.
- Это что? - пролепетала она.
- Молоко для Петеньки, - объяснил улыбающийся Алексей. - Выяснилось, у соседки своего девать некуда. Она его в раковину выливала. Я сказал, зачем же в раковину, лучше давай мне. Вот, держи, буду каждый день привозить, пока в Москве...
- А как ты доехал? - сумрачно поинтересовался Виктор, поглаживая бороду. - На ногах ведь едва стоишь!
- На такси, Витюша, - успокоил его Алексей. - Ну, конечно, на такси. До завтра, ребята!
Он возил им грудное молоко месяца два, до отъезда на очередные гастроли. Анька к тому времени удачно перешла на активное прикармливание, а потом и совсем перевела Петю на кефир, творог и смеси.
Через год родился Ваня. Его сразу познакомили с импортными кашками.
Алексей исправно посещал Крашенинниковых, когда бывал в Москве. Подолгу возился с татаро-монгольским игом, показывал фокусы и жонглировал тарелками, вызывая неизменный бурный восторг и восхищение. Ребята его ждали, скучали без него, постоянно о нем спрашивали, а едва Алексей появлялся, буквально прилипали к гостю и ходили за ним, как пришитые.
Завидев Алешу в дверях, Петька и Ванька летели к нему, усердно толкаясь локтями, и вцеплялись в него всегда определенным образом: Петька - справа, Ванька - слева. С самого раннего детства у юных Крашенинниковых левая нога Алексея была только Ванькина, а правая - Петькина. Строгая принадлежность никогда не нарушалась.
Родительских скандалов мальчишки словно не слышали, но явно отдыхали от них лишь с приходом Алексея, который одним своим мирным видом и кроткой доброй улыбкой утихомиривал все страсти: крики ненадолго прекращались. Правда, супруги поодиночке жаловались один на другого Алексею, и он терпеливо выслушивал каждого.
С переездом Виктора в мастерскую заходить к Ане Алексей счел неудобным, и поэтому во время его посещений Виктор часто приводил мальчишек в подвал, где они очень любили бывать.
4
- Так что же это мы с Алексеем недоглядели в Анюте? - повторил Виктор, постаравшись стереть в памяти единственную ночь, проведенную с Татой.
Она, улыбаясь, встала и начала натягивать сапоги, собираясь уходить.
- Растерянности, - объяснила Тата. - Анюта оказалась в этой жизни растерянной и до сих пор все никак не может сообразить, что, к чему и почему. И не осознает, где ее настоящее место. Может быть, возле детей, у плиты - не знаю, но каждому важно найти занять свое собственное, ему одному предназначенное. Иначе - мрак, как ты любишь повторять, Витюша. Поэтому она мучается, мечется, не понимая, чем себя занять и что предпринять.
- Кто мучается? Аня?! - Виктор насмешливо округлил глаза. - Ты слишком далеко зашла в своих выводах! Умная женщина - это что-то страшное, заметь! Вот уж где поистине мрак!
- Я оставляю вас вдвоем, мальчики, - сказала, закутавшись в шубку, Тата. - Не пейте больше, вам на сегодня вполне достаточно.
Она ушла.
Алексей терпеливо, с добродушной улыбкой, выслушал жалобы Виктора, а потом заснул прямо за столом. И тогда впервые появилась Таня...
Белое облачко, слабо очерченное возле стены, сначала показалось Виктору дымком от сигарет. "Накурили, - подумал он, - хоть топором вырубай. Клубится, как из трубы".
Виктор вяло помахал в прокуренном воздухе рукой, лениво пробуя развеять дым, но он сгустился еще сильнее и начал принимать человеческие очертания. По всей вероятности, женские. Виктор похолодел. Сердце на мгновение остановилось, а потом застучало со скоростью падающего с крыши камня. "Допился, крыша поехала, - мрачно констатировал Виктор. - А чего, запросто! Самое оно! Видения, призраки, глюки... Это конец. Надо бы разбудить Алешку... Или не надо? Он все равно ничего не увидит... Ну что ж, с непрошеными гостями положено знакомиться".
- Крашенинников, - с трудом разодрав склеившиеся, непослушные губы, сказал Виктор и склонил голову, стараясь не глядеть на таинственное облачко. - Привидение, насколько я понимаю?..
Он едва дотянулся до сигареты - руки и ноги словно парализовало - и закурил. Чуточку полегчало.
- Ты не узнаешь меня, Витя? - низким женским голосом с удивительно знакомыми интонациями произнесло привидение и подплыло ближе. - Разве ты забыл меня? Хотя прошло уже без малого двадцать лет...
Алешка безмятежно спал и ничего не слышал. Виктор вгляделся - неясный в полусумраке подвала и зимнего вечера облик. Странно знакомый и близкий, он настойчиво вырисовывался в этом колеблющемся сгустке, рожденном причудливой игрой теней и его собственного воображения. Сместилось и потекло назад время, потеряли устойчивость стены, смешались формы, грани и очертания мебели и картин, рухнули все материалистические основы. Мысли, на секунду смешавшись, неожиданно стали ясными и четкими. Страх придавил Виктора к стулу всей своей невыносимой тяжестью и болью открытия: он узнал...
- Таня... - глухо прошептал он. - Танечка... Где ты была столько лет? И почему пришла именно сегодня?
Таня вздохнула и опустилась на диван.
- Это долго рассказывать, - сказала она. - У нас еще будет много времени впереди. Если хочешь, я буду приходить к тебе часто. Алеша спит?
- Да, - встрепенулся Виктор. - Разбудить его?
- Не нужно, - сказала Таня. - Я долго следила, думала, он уйдет, но все-таки не утерпела. Я пришла поздравить тебя с выставкой. Ты ждал ее столько лет!
- Спасибо, - ответил понемногу приходящий в себя Виктор. - Вот, видишь, наконец, дождался... Правда, никакой радости это событие не принесло. По-моему, его никто даже не заметил...
- Ну почему же? - возразила Таня. - Его заметили. Просто люди сейчас слишком поглощены другими занятиями, но все увлечения проходящи. А ценности на Земле неизменны и непреложны, чем бы их ни пробовали на время заменить. Замена неравнозначна. У тебя там есть одна картина...