Важно отметить, что в период с 1990 по 2012 год инициативы по решению давно назревших проблем в отношениях исходили в основном от индийской стороны. Это говорит о склонности Индии к решению сложных вопросов. Может быть, неспособность решить пограничный вопрос была связана с отсутствием политической воли у китайской стороны? В этот период Китай был сосредоточен на проведении реформ внутри страны и поиске западной помощи для своего развития. Возможно, его устраивало сохранение нейтрального режима в отношениях с Индией, поскольку он был сосредоточен на более важных приоритетах. Есть основания полагать, что в течение этих двадцати лет Индия занимала все более низкое место в списке приоритетов китайской внешней политики, хотя рост двусторонних функциональных связей создавал иллюзию более тесных отношений. Проницательный наблюдатель за этими отношениями мог заметить, что открытая напряженность, которой было отмечено взаимодействие Индии и Китая, рассеялась, но скрытая подозрительность сохранялась на протяжении 1990-х годов. Этот дефицит доверия и информации никогда не мог быть адекватно преодолен. В результате оба государства регулировали взаимную конкуренцию или поощряли сотрудничество в тех областях, где можно было получить совместные выгоды, но мало что было сделано в решении критических проблем, лежащих в основе отношений. Китай по-прежнему беспокоился о намерениях Индии в отношении Далай-ламы и безопасности тибетской границы с Индией. Индия с подозрением относилась к стратегическим отношениям Китая с Пакистаном и их последствиям для суверенитета и территориальной целостности Индии.
К середине первого десятилетия XXI века два новых события привели к углублению подозрительности в индийско-китайских отношениях. Одно из них касалось их общего "врага" - Соединенных Штатов Америки. Если в начале 1990-х годов Китай считал, что может сотрудничать с Индией, чтобы ограничить американскую гегемонию в регионе, то конце 1990-х годов и Китай, и Индия начали склонять американцев к поддержке своих стратегических предпочтений. Усилия Китая найти общий язык с американцами, как во время переговоров по ДВЗЯИ, так и после индийских ядерных испытаний в 1998 году, вызвали недовольство в Индии. Заявления Индии о том, что эти испытания были ответом на китайскую ядерную угрозу, были расценены Пекином как беспочвенные обвинения, направленные на то, чтобы добиться расположения Америки. Вторым событием после 2000 года стала асимметрия власти, возникшая после взлета китайской экономики. В период с 2000 по 2010 год всеобъемлющая национальная мощь Китая опережала мощь Индии по темпам роста, фактическому ВВП и военным расходам. В 2000 году ВВП Китая был примерно вдвое больше, чем у Индии. К 2010 году этот показатель вырос до 4:1. В эти же годы расширилось дипломатическое влияние Китая, в том числе в регионах, прилегающих к Индии, и он стал рассчитывать, что Запад смирится с его подъемом. Время, похоже, было на стороне Китая. Кроме того, после 2005 года Китай стал опережать Индию в развитии пограничной инфраструктуры. В этих условиях вполне возможно, что китайское руководство не чувствовало веских причин для решения пограничного вопроса и довольствовалось статус-кво. Это также может объяснить, почему все инициативы по решению пограничного вопроса исходили от индийской стороны в 1988 (Раджив Ганди), 1993 (П.В. Нарасимха Рао) и 2003 (Атал Бихари Ваджпайи) годах. Китайцы могут предложить другое объяснение тупиковой ситуации в пограничном вопросе. Они могут заявить, что Индия не желает вносить реальные "коррективы" в границу, уступив часть своей территории в восточном секторе. Существуют неподтвержденные и анекдотические упоминания о возможных территориальных ожиданиях, которые мог иметь Китай. Это, однако, не может объяснить, почему они затормозили процесс уточнения ЛАК. Возможно, китайцы все это время считали, что согласованная ЛАК со временем превратится в фактическую границу, в то время как Китай рассчитывал получить территорию в ходе окончательного урегулирования и был доволен отсрочкой, пока наращивал свою относительную мощь и преимущество по отношению к Индии.
Во многих отношениях 2005 год должен был стать кульминационным моментом в отношениях Индии и Китая в период после окончания холодной войны. Хотя и после 2005 года отношения продолжали прогрессировать, в течение следующих нескольких лет стало очевидно, что консенсус, изложенный премьер-министрами Индии и Китая в совместном заявлении в апреле 2005 года (во время визита премьера Вэнь Цзябао в Индию), соблюдается китайской стороной только тогда, когда это им выгодно. Позитивные заявления о двусторонней торговле и бизнесе продолжали звучать из Пекина, поскольку их экспорт завоевывал все большую долю индийского рынка. Однако по ряду вопросов, представляющих непосредственный интерес для Индии, включая чистое "исключение" индийско-американской сделки 123 в Группе ядерных поставщиков и вопрос о стремлении Индии к постоянному членству в Совете Безопасности ООН, китайцы занимали двойственную позицию и работали за кулисами, чтобы затормозить прогресс. Что касается кашмирского вопроса, то в середине и конце 1990-х годов был короткий период, когда Китай создал видимость корректировки своей позиции, отказавшись от ссылок на роль Совета Безопасности ООН в решении этого вопроса. Во время Каргильской войны, поскольку Индия представила китайской стороне неопровержимые доказательства активного участия Пакистана, китайцы заняли более нейтральную позицию на публике. Это было частью их усилий по поддержанию ровных отношений с Индией. Это закончилось после событий 11 сентября, и в дальнейшем индийские чувства практически не учитывались. Китайско-пакистанские стратегические отношения продолжали развиваться быстрыми темпами. Более того, китайцы, похоже, пришли к выводу, что улучшение отношений с Индией делает менее проблематичным для них дальнейшее взаимодействие с Пакистаном. Китайцы поставляли им ракеты М-9 и М-11 с ядерным зарядом и ракетные технологии, а также помогали Пакистану в осуществлении его стратегических программ. Даже когда их внимание было привлечено к конкретным случаям китайской помощи пакистанской программе создания ядерного оружия, таким как поставка Китаем кольцевых магнитов двойного назначения в 1995-96 годах, китайцы упорно отрицали это - даже после того, как американцы предъявили им доказательства. Оборонное соглашение, подписанное в 2006 году, было призвано укрепить доверие между двумя крупнейшими в мире постоянными армиями. В 2009 году Китай отказался выдать визу командующему Северной армией Индии, сославшись на то, что он осуществляет юрисдикцию над территориями, на которые они претендуют в Ладакхе, что заставило Индию усомниться в искренности их намерений по реализации даже ограниченных усилий по укреплению доверия. Даже в вопросе сотрудничества по общим рекам, после первоначального согласия на обмен ограниченными данными по рекам Брахмапутра и Сатледж, механизм экспертного уровня застопорился в своих усилиях по расширению усилий на другие общие реки, потому что китайцы передумали. Несмотря на все разговоры Китая о том, что он проявляет чуткость к проблемам Индии, его действия после 2005 года говорят громче слов. Тем временем Индию просили уступать китайским чувствам и повторять политику "одного Китая" в каждом крупном совместном документе. Кроме того, на Индию оказывалось все большее давление, чтобы учесть озабоченность Китая по отношению к Его Святейшеству Далай-ламе. Чрезвычайные меры безопасности, которых Китай смог добиться от Индии во время прохождения Олимпийского огня в 2008 году, включая полную блокировку центра Дели, сердца союзного правительства, в некотором смысле ознаменовали перигей в отношениях, которые теперь рассматривались как односторонние и неравные даже теми, кто хотел улучшения отношений с Китаем.