В последние месяцы войны, когда советские войска продвигались на запад, в Центральную Европу и Восточную Пруссию, миллионы мирных жителей — в основном немцев — бежали от них. Джордж Кеннан, американский дипломат, так описал эту сцену в своих мемуарах: «Катастрофа, постигшая этот район с вступлением советских войск, не имеет аналогов в современном европейском опыте. Там были значительные участки, где, судя по всем имеющимся свидетельствам, после первоначального перехода советских войск в живых не осталось ни одного мужчины, женщины или ребенка из числа коренного населения… Русские... зачистили туземное население в манере, не имевшей аналогов со времен азиатских орд».
Главными среди жертв были взрослые мужчины (если таковые остались) и женщины любого возраста. Клиники и врачи сообщили, что за три недели, последовавшие за вступлением Красной армии в город, советские солдаты изнасиловали 87 тысяч венских женщин. Несколько большее число женщин в Берлине было изнасиловано в ходе советского штурма города, большинство из них в течение недели 2-7 мая, непосредственно предшествовавшей капитуляции Германии. Обе эти цифры, безусловно, занижены, и они не включают в себя бесчисленное количество нападений на женщин в деревнях и городах, которые лежали на пути советских войск в их продвижении в Австрию и через западную Польшу в Германию.
Поведение Красной Армии едва ли было секретом. Милован Джилас, близкий соратник Тито в югославской партизанской армии и в то время ярый коммунист, даже поднял этот вопрос перед самим Сталиным. Ответ диктатора, записанный Джиласом, показателен: «Знает ли Джилас, который сам является писателем, что такое человеческое страдание и человеческое сердце? Неужели он не может понять солдата, прошедшего через кровь, огонь и смерть, если тот развлекается с женщиной или берет мелочь?»
В своей абсурдной логике Сталин отчасти прав. В Советской армии не было отпусков. Большая часть его пехоты и танкистов отвоевывали свою территорию на протяжении трех ужасных лет в бесконечной череде боев и маршей через Россию и Украину. В ходе своего продвижения они видели и слышали многочисленные свидетельства немецких зверств. Обращение вермахта с военнопленными, мирными жителями, партизанами и вообще со всеми, кто попадался ему на пути, — сначала гордое наступление на Волгу и к воротам Москвы и Ленинграда, потом горькое, кровавое отступление — оставило свой след на лице страны и в душе народа.
Когда Красная Армия наконец достигла Центральной Европы, ее измученные солдаты столкнулись с другим миром. Контраст между Россией и Западом всегда был велик — царь Александр I когда-то пожалел, что позволил русским увидеть, как живут европейцы, — и он стал еще острее во время войны. В то время как немецкие солдаты сеяли опустошение и массовые убийства на Востоке, сама Германия оставалась процветающей — настолько, что ее гражданское население очень мало понимало материальные издержки войны до самого конца конфликта. Германия военного времени была миром городов, электричества, продовольствия и одежды, магазинов и потребительских товаров, довольно сытых женщин и детей. Контраст с его собственной опустошенной родиной, должно быть, казался непостижимым простому советскому солдату. Немцы сделали с Россией ужасные вещи; теперь настала их очередь страдать. Их имущество и их женщины были там, чтобы взять. С молчаливого согласия своих командиров Красная Армия была выпущена на свободу против гражданского населения вновь завоеванных немецких земель.
На своем пути на запад Красная Армия насиловала и грабила (эта фраза в кои-то веки жестоко уместна) Венгрию, Румынию, Словакию и Югославию, но немецкие женщины страдали гораздо больше. Между 150 000 и 200 000 «русских младенцев» родилось в оккупированной Советским Союзом зоне Германии в 1945-46 годах, и эти цифры не учитывают бесчисленное количество абортов, в результате которых многие женщины умерли вместе со своими нежелательными плодами. Многие из выживших младенцев присоединились к растущему числу детей, теперь осиротевших и бездомных: человеческие обломки войны.