С 1945 года термин «коллаборационисты» приобрел характерный и уничижительный моральный оттенок. Но во время войны разделение и принадлежность часто несли в себе местный подтекст, куда более сложный и двусмысленный, чем предполагали бы простые послевоенные атрибуции — «сотрудничество» и «сопротивление». Так, в оккупированной Бельгии некоторые фламандцы, повторяя ошибку, которую они уже совершили во время Первой мировой войны, соблазнились обещанием автономии и шансом сломить власть франкоязычной элиты над бельгийским государством и приветствовали немецкое господство. Здесь, как и везде, нацисты охотно разыгрывали общую карту, пока это соответствовало их целям: бельгийские военнопленные, говорившие по-фламандски, были освобождены в 1940 году, когда военные действия прекратились, тогда как франкоговорящие валлоны оставались в лагерях на протяжении всей войны.
Во Франции и Бельгии, как и в Норвегии, сопротивление немцам было реальным, особенно в последние два года оккупации, когда нацистские попытки принудить молодых людей к принудительному труду в Германии заставили многих из них выбрать маки (партизаны) как меньший риск. Но только в самом конце оккупации число активных участников сопротивления превысило число тех, кто сотрудничал с нацистами из убеждений, продажности или личных интересов. Во Франции, по оценкам, вероятное число полностью вовлеченных мужчин и женщин было примерно одинаковым с обеих сторон, самое большее от 160 000 до 170 000. И главным их врагом чаще всего были они сами: немцев почти не было.
В Италии все было гораздо сложнее. Фашисты находились у власти уже двадцать лет, когда Муссолини был свергнут в результате дворцового переворота в июле 1943 года. Возможно, по этой причине местное сопротивление режиму было слабым; большинство активных антифашистов находились в эмиграции. После сентября 1943 года, когда страна официально стала «воюющей» на стороне союзников, оккупированный немцами север страны разрывался между марионеточным режимом — «Республикой Сало» Муссолини — и небольшим, но мужественным партизанским сопротивлением, сотрудничавшим с наступающими армиями союзников, а иногда и поддерживавшимся ими.
Но и здесь то, что было представлено обоими лагерями как «большинство здравомыслящих итальянцев, вовлеченных в конфликт с маргинальной группой кровожадных террористов в союзе с иностранной державой», на самом деле в 1943-45 годах было настоящей гражданской войной, в которой значительное число итальянцев участвовало с обеих сторон. Фашисты Сало действительно были небольшой группкой коллаборантов агрессора, но в то же время внутри страны они могли рассчитывать на существенную поддержку, отнюдь не меньшую, чем поддержку их самых ярых противников — партизан-коммунистов. Антифашистское сопротивление на самом деле был только одним из проявлений борьбы между итальянцами, чья память в послевоенные десятилетия стала удобно выборочной.
В Восточной Европе дела обстояли еще сложнее. Словаки и хорваты воспользовались немецким присутствием, чтобы создать условно независимые государства в соответствии с заветными проектами довоенных сепаратистских партий. В Польше немцы не искали коллаборационистов, но дальше на север — в Прибалтике и даже в Финляндии — вермахт первоначально приветствовался как альтернатива оккупации и поглощению Советским Союзом. Украинцы особенно старались извлечь выгоду из немецкой оккупации после 1941 года, чтобы обеспечить свою долгожданную независимость, и земли восточной Галиции и западной Украины стали свидетелями кровопролитного гражданского конфликта между украинскими и польскими партизанами под знаменем как антинацистской, так и антисоветской партизанской войны. В этих условиях тонкое разграничение между идеологической войной, межобщинным конфликтом и борьбой за политическую независимость утратило свой смысл — не в последнюю очередь для местного населения, которое в каждом случае становилось главной жертвой.
Поляки и украинцы воевали или вместе против вермахта или Красной Армии, или против друг друга, в зависимости от момента и места. В Польше этот конфликт, который после 1944 года перерос в партизанскую войну против коммунистического государства, унес жизни около 30 000 поляков в 1945-48 годах. В оккупированной советскими войсками Украине последний партизанский командир Роман Шухевич был убит под Львовом в 1950 году, хотя спорадическая антисоветская деятельность продолжалась еще несколько лет в Украине и Эстонии в частности.