Послевоенное переселение немецкого населения из Польши и Югославии завершило радикальную трансформацию, начавшуюся с собственного переселения немцами евреев. Многие этнические немцы в Судетах, Силезии, Трансильвании и северной Югославии владели значительной земельной собственностью. Когда она была взята в руки государства для перераспределения, воздействие было немедленным. В Чехословакии товары и имущество, изъятые у немцев и их коллаборационистов, составляли четверть национального богатства, в то время как перераспределение только сельскохозяйственных угодий непосредственно приносило пользу более чем 300 000 крестьян, сельскохозяйственных рабочих и их семей. Изменения такого масштаба можно назвать только революционными. Как и сама война, они представляли собой одновременно явный разрыв с прошлым и подготовку к еще большим грядущим переменам.
В освобожденной Западной Европе было мало собственности, принадлежащей немцам, которую можно было перераспределить, и война не была пережита как настоящий катаклизм, каким она была дальше на восток. Но и там легитимность конституированных властей была поставлена под сомнение. Местные администрации во Франции, Норвегии и странах Бенилюкса не покрыли себя славой. Напротив, они в целом с готовностью выполняли приказы оккупантов. В 1941 году немцы смогли управлять оккупированной Норвегией, имея всего 806 административных сотрудников. Нацисты управляли Францией, имея всего 1500 своих людей. Они были настолько уверены в надежности французской полиции и ополченцев, что выделили (в дополнение к своему административному персоналу) всего 6 000 немецких гражданских и военных полицейских для обеспечения послушания 35-миллионной нации. То же самое было и в Нидерландах. В послевоенных показаниях глава германской службы безопасности в Амстердаме утверждал, что «главной поддержкой немецких сил в полицейском секторе и за его пределами была голландская полиция. Без нее не было бы выполнено и 10 процентов немецких оккупационных задач». Сравните Югославию, которая требовала неослабного внимания целых немецких военных дивизий только для того, чтобы сдерживать вооруженных партизан.[13]
В этом было одно из различий между западной и восточной Европой. Другим было собственное отношение нацистов к оккупированным нациям. Норвежцы, датчане, голландцы, бельгийцы, французы и, после сентября 1943 года, итальянцы были унижены и эксплуатированы. Но если они не были евреями, коммунистами или сопротивленцами того или иного толка, их в целом оставляли в покое. В результате освобожденные народы Западной Европы могли представить себе возвращение к чему-то похожему на прошлое. Действительно, даже парламентские демократии межвоенных лет теперь выглядели несколько менее убогими благодаря нацистской интерлюдии — Гитлер успешно дискредитировал по крайней мере одну радикальную альтернативу политическому плюрализму и верховенству закона. Истощенное население континентальной Западной Европы стремилось, прежде всего, восстановить атрибуты нормальной жизни в должным образом регулируемом государстве.
Положение в недавно освобожденных государствах Западной Европы тогда было достаточно скверным. Но в Центральной Европе, по словам Джона Макклоя из Контрольной комиссии США в Германии, произошел «полный экономический, социальный и политический коллапс... масштабы которого не имеют себе равных в истории, если не возвращаться к краху Римской империи». Макклой говорил о Германии, где союзным военным правительствам приходилось строить все с нуля: закон, порядок, службы, коммуникации, администрацию. Но, по крайней мере, у них были ресурсы, чтобы сделать это. Дальше на восток дела обстояли еще хуже.
Таким образом, именно Гитлер, по крайней мере в той же мере, что и Сталин, вбил клин в континент и разделил его. История Центральной Европы — земель Германской и Габсбургской империй, северных частей старой Османской империи и даже самых западных территорий русских царей — всегда отличалась от истории национальных государств Запада. Но она не обязательно отличалась по характеру. До 1939 года венгры, румыны, чехи, поляки, хорваты и прибалты могли с завистью смотреть на более удачливых жителей Франции или Нидерландов. Но они не видели причин не стремиться к такому же процветанию и стабильности. Румыны мечтали о Париже. Чешская экономика в 1937 году опередила свою австрийскую соседку и была конкурентоспособна с Бельгией.
13
Однако обратите внимание, что протекторатом Богемии в 1942 году управляли всего 1900 немецких бюрократов. В этом, как и в других отношениях, Чехословакия была, по крайней мере, частично, западной.