Выбрать главу

Подрубаев сделал над бандитом несколько кругов, но тот и не думал останавливаться, открыл огонь из автомата на ходу. Не велико оружие — автомат, а попади пуля в мотор или в летчика, тут, как говорится, и сказу конец.

Следующим заходом Подрубаев снизился настолько, что мог лыжами самолета снести вражью голову. Нарушитель же оказался матерым, способным на самые подлые выдумки. Он лег на спину и поставил перед собой сани дыбом. Наткнись на них самолет — рухнет, и вдребезги! Летчик вовремя заметил опасность и взмыл кверху. На этом заходе негодяй и ранил его. Но даже тогда Подрубаев не открыл огня. Он решил взять нарушителя живым. От мертвого многого не узнаешь.

Экипаж самолета состоял из трех человек, значит, риск при посадке утраивался. И все-таки Подрубаев пошел на посадку. И все-таки он посадил самолет на голую ледяную поверхность.

Схватка продолжалась на льду. Обойденный летчиками с трех сторон, бандит отбивался отчаянно и только раненный дважды прекратил сопротивление. Как раз к месту боя подоспели пограничники.

Вам может показаться, будто роль пограничников в произведенной операции незавидная. Напрасно. А кто обнаружил нарушителя? Мы, пограничники. Другое дело, что все так сложилось, но ведь выход из очень трудного положения нашелся все-таки, и нашли его мы. Ну, а касательно задержания… Запомните раз и навсегда: мы несем каждодневную службу по охране государственной границы. А когда дело принимает чересчур серьезный оборот, нам помогают все: местное население, корабли, авиация и даже быстрые, остроглазые, беспокойные пионеры.

Да, чуть не забыл рассказать о втором честном слове, которого лейтенант Подрубаев так и не дал командиру.

Раненого летчика сразу же отвезли в госпиталь, где пролежал он около месяца. Выздоравливающего навещали приятели, командир части и чаще всех — Катя.

Однажды девушка и командир повстречались в госпитале. Разговорились.

— Зачем вам этот санаторий? — сказал командир. — Переходили бы к нам.

— А можно? — нерешительно спросила девушка.

— Не можно, а нужно! — почти приказал командир.

— Есть, — коротко, по-военному ответила она.

Действительно, в скором времени Катя перешла работать в офицерскую столовую авиачасти, а когда Иван Подрубаев выздоровел, друзья-приятели знатно отпраздновали в этой же самой столовой их свадьбу.

Так все и обошлось без второго честного слова.

Анатолий Проскуров

ГОРЫ-КОРАБЛИ

Эту бурую, всегда голую степь, что начинается сразу за поселочком, горы, ухабистую пыльную дорогу они знали назубок. Рядовой Подкорытов знал дорогу еще лучше. Он шофер. Он изучил на пути все канавы и рытвины, хлипкие мостики, опасные спуски и повороты так, что в глухую ночь мог ездить «на ощупь». А Цебикову больше знакомы степь и горы. На дорогу он глядел безучастно. Но после дождей, когда она превращалась в сплошное месиво, он говорил: «Петя, осторожно — промоина…» или «Гляди, мостик может провалиться».

— Вижу, — негромко ответит Подкорытов и заскользит жилистыми, красными от напряжения руками по баранке.

Он вообще не отличался разговорчивостью. За все время, пока «козлик» проходил длинный путь от штаба отряда до самой дальней заставы, они обменивались несколькими фразами. И даже в распутицу, когда Цебиков не удерживался, чтобы не подсказать шоферу, где и как легче проехать, разговаривали мало и занимались каждый своим: Подкорытов из-под густых белесых бровей смотрел на дорогу спокойно, даже вроде бы лениво, но в то же время сторожко, напряженно, а Цебиков, если не клонило ко сну, рассматривал до мелочей знакомые уже степь и горы, думал… Так вот за два года, складывая слово к слову, они узнали друг о друге не очень много, но это не мешало им вместе колесить от заставы к заставе, доставляя кинокартины, плечом к плечу копаться в моторе вездеходика, если тот хандрил, или в кинопроекторе, чтобы, не дай бог, заставские ребята не сказали во время сеанса то обидное слово, которым крестят нерасторопных киномехаников, и понимать друг друга. Подкорытов знал, что Цебиков не прочь поразглагольствовать после «жизненной» картины, пересказать особенно понравившиеся эпизоды и не обидится, если он не разделит его восторгов. Цебиков заметил, что шофер не любит, когда ему мешают делать свое дело, сердится, а в общем-то человек он невозмутимый.

Были у них и разногласия. В то время молодой солдат-киномеханик, еще с не отросшими после домашней стрижки волосами, только начинал путь от заставы к заставе с шофером, уже год ездившим по этой дороге. Осенью и зимой, в период частых ливней и нудных обложных дождей, Подкорытов, не доезжая до намеченной заставы, перед трудным участком дороги сворачивал на отстой. Как ни убеждал его Цебиков — мол, на заставе их ждут не дождутся, — как ни упрашивал, Подкорытов говорил одно и то же: