В этом году в природе почему-то всё происходит поспешно, быстро и шумно; будто земля тоже не может нарадоваться на наконец-то чистое, мирное небо и боится не успеть опробовать все времена года, очень сожалея, что нельзя их устроить одновременно. Весна не стала исключением: бурная и ранняя, сейчас она уже явно стремилась превратиться в лето, не заботясь, что по календарю до него ещё целый месяц.
Но теперь я наконец-то шёл по проспекту Победы, получившему своё название совсем недавно; настолько недавно, что местами даже не успели ещё смениться таблички с названием улицы, и часть домов по-прежнему стояла на улице Стапана Лихого. Пожалуй, к лучшему переименовали: одна из центральных улиц, а кто такой был этот Лихой и чем он настолько прославился, расскажут, пожалуй только краеведы.
Впрочем, на большинстве домов табличек не было вовсе, да и домами-то их трудно было назвать — развалины и обгоревшие остовы. В Приасске шли жестокие бои, город очень сильно пострадал; несколько лет пройдёт, прежде чем он оправится от этого удара. По крайней мере, внешне. А там… десятилетия нужны, если не века!
Аллея, по которой я шёл, тянущаяся в центре улицы между проезжих частей, тоже выглядела иначе, чем я её помнил. Да что там; не было здесь сейчас аллеи. Живых старых деревьев осталось едва ли пара десятков на всей улице, а на местах погибших робко зеленели молодые, только-только посаженные каштаны в рост человека. Конечно, земляки постараются, и вместо положенных природой десятилетий на приведение этого места в более-менее привычный вид понадобится всего пара лет. Но пока что одна из старейших улиц благодаря этим деревцам выглядела совсем юной. Очень странно смотрятся тонкие яркие деревца на фоне тёмных мрачных развалин. Жутко, но правильно.
Я никуда не спешил; гулял, разглядывая лица прохожих, спешащих по своим делам. Стайка школьников в красных галстуках, оккупировавшая одну из скамеек и галдящая не хуже птиц, заметив меня, любопытно притихла. Ребята зашушукались, провожая взглядами; кто-то о чём-то заспорил. Впрочем, у меня никто из них ничего спрашивать не стал, и одиночество моё оказалось ненарушенным.
Через какой-то месяц я уже должен был прибыть в часть, о чём получил соответствующий приказ, поэтому все мои страхи относительно перспективы столкновения с обычной, мирной жизнью вне казармы потеряли почву: весь год я добирался до родного города, и через пару недель пора было уже двигаться обратно. В этот раз — на поезде или стреколёте, побыстрее; за месяц обратно, на западную границу, не успею.
Так что оставшиеся две недели я решил потратить на праздное шатание по памятным с детства местам. И, учитывая размеры города, решил делать это не то чтобы при полном параде, но при погонах и знаках различия. И, к слову, правильно сделал; я только-только вышел из комендатуры, куда доложился о своём прибытии, и уже встретил пару патрулей, попросивших предъявить документы. А люди в форме без погон привлекали их повышенное внимание, чему я был случайным свидетелем. Так что лучше привлекать внимание ребятни блеском звёзд на погонах и фуражке, чем нервировать патрули. Как мне объяснил, извиняясь, один из этих ребят, уж очень много развелось всяческих подозрительных личностей в послевоенное время.
Остановившись в стороне, у помятой, но относительно целой урны, я прикурил и присел на заборчик, щурясь на солнце, глядя по сторонам и просто наслаждаясь тихим, живым городом вокруг. А потом…
Стройная миниатюрная девушка в простом платье ниже колен в мелкий голубоватый цветочек, с наброшенным на плечи платком, брела по аллейке, уткнувшись взглядом в миниатюрную, в пядь, но толстую книжку. Лёгкий ветерок, всё ещё по-весеннему прохладный, игриво теребил коротко остриженные тёмные волосы, а на неизменно обветренных тонких губах блуждала рассеянная улыбка. Я настолько засмотрелся и растерялся, что едва не упустил её — она уже прошла мимо.
— Веся! — окликнул я, бросая недокуренную папиросу в урну. Девушка вздрогнула и растерянно заозиралась. — Веся! — вновь позвал её я. Она наконец-то обернулась.
При виде меня девушка вновь испуганно вздрогнула. Побледнела; книжка капризной кошкой выскочила из ослабевших рук на брусчатку. Тихо вскрикнув, Веселена прижала обе руки к губам. Так мы и стояли несколько секунд друг против друга, не решаясь ни сказать что-то, ни двинуться с места.