Гермиона посмотрела на горизонт. До утра ещё долго; сделать она уже ничего не может. Судьбу Майкла теперь решит МакГонагалл, а Гермионе осталось только расписаться в собственном бессилии и ждать.
Как же она ненавидела ждать.
* * *
Гермиона просидела на башне до самого утра. Незадолго до рассвета её сморило, и она задремала, привалившись к стене. Проснувшись, ещё какое-то время сохраняла неподвижность. Виски ломило, в глазах стояла резь, а тело затекло от сидения на камне и неудобной позы. Но одна мысль о Роне прогнала усталость, и Гермиона на негнущихся ногах покинула башню.
У подножия лестницы её встретила МакГонагалл.
— Доброе утро, мисс Грейнджер.
Гермиона кивнула, сконфуженная тем, что директор застала её здесь.
— Извините, директор МакГонагалл, я…
— Вы, должно быть, голодны. Пройдёмте в учительскую.
Интересно, сколько времени? Судя по горизонту, едва ли половина шестого утра. Неужели МакГонагалл тоже не ложилась? Впрочем, это как раз не удивило бы.
В учительской Гермиона нашла горячий чай и бутерброды. Несмотря на кажущееся отсутствие аппетита, она проглотила ранний завтрак одним махом и сразу почувствовала себя лучше, а утро перестало казаться таким туманным и липким.
— Вам стоит вернуться в гостиную и немного отдохнуть. Мадам Помфри откроет двери лазарета не раньше половины десятого утра.
Поблагодарив директора, Гермиона покинула учительскую и добралась до гриффиндорской башни. Вздохнула с облегчением, не обнаружив никого в гостиной, и поднялась в комнату. Девочки спали. Гермиона на цыпочках пробралась к своей кровати, задёрнула полог и мгновенно уснула.
Её разбудил голос, и чья-то рука легонько потрясла за плечо. С трудом разлепив веки, Гермиона увидела Джинни.
— Завтрак только что кончился. Мы собираемся к Рону. Ты с нами?
Гермиона протёрла глаза и села на кровати. Реальность постепенно наваливалась на неё своей тушей. Теперь она отчётливо различила напряжённые нотки, прозвучавшие в тоне Джинни, и заметила поджатую нижнюю губу. Да, последний их разговор вряд ли можно назвать дружелюбным.
— Да, — ответила Гермиона. — Я… сейчас спущусь.
Ей потребовалось время, чтобы привести себя в порядок и собраться с духом. Она успела пожалеть, что не отправила всех в лазарет, а попросила дождаться её в гостиной. Было бы куда легче, пройдись она до больничного крыла в одиночестве.
В полном молчании они побрели к лазарету. Гарри и Джинни держались за руки, Джордж плёлся позади, хмурый и подавленный. Как же, должно быть, ужасно он себя чувствовал.
У дверей встретила мадам Помфри.
— Мистеру Уизли несказанно повезло! Проклятие лишь слегка задело его. Попади оно прямо в грудь, я вряд ли смогла бы что-то сделать. Шрам останется, от Тёмной магии такого уровня всегда остаются следы, но внутренние органы не пострадали. Тем не менее мистеру Уизли крайне необходимы покой и отдых, поэтому вести себя тихо, больных не нервировать.
— Больных? — перепросила Джинни.
— В лазарете всё ещё остаётся мистер Малфой, — ворчливо объяснила мадам Помфри. — Не заставляйте меня пожалеть о том, что я вас пропустила.
Малфой бодрствовал, но промолчал, когда компания прошла мимо, только проводил взглядом.
Пока Джинни обнимала Рона, Гарри жал ему руку, а Джордж угрюмо выслушивал, что Рон правда рад его видеть, Гермиона стояла у изножья кровати. Она смотрела на порозовевшие щёки Рона и ловила себя на том, что тревога ушла, растворилась в утренних лучах, как ночная дымка. То чувство, что словно верёвкой привязало её к больничному крылу ночью, не давая покоя, бесследно исчезло. Глядя на то, как Рон беззаботно радуется визиту родных и друзей, она поняла, что успокоилась. Край отступил, опасность позади, и все полуночные мысли обратились в полузабытый нечёткий сон. В тот миг, стоя на астрономической башне, она была готова простить ему всё на свете, только бы он поправился. А теперь…
Она испытала дежавю: они были в такой же ситуации три месяца назад. Ссора, нападение… Тогда обиды показались ей настолько незначительными в сравнении со спасённой жизнью, что она, не раздумывая, забыла обо всех разногласиях. Но сейчас Гермиона с пугающей ясностью осознала, что не может поступить так же. Потому что от нынешних разногласий нельзя просто отмахнуться. Потому что она призналась самой себе, что совершенно не понимает Рона. И никогда не понимала. А ещё… Между ними всё ещё было слишком много секретов. Её секретов.