За секунду до того, как всё случилось, Гермиона поняла, что это конец, и мысленно попрощалась со всем, что у неё было. Она крепко зажмурилась, готовая услышать перепуганные крики и топот ног по лестнице. А вместо этого вдруг ощутила тепло маминых рук.
Открыв глаза, она увидела, что мама крепко сжимает её в объятиях, закрывая собой от окна.
— Ты в порядке, милая?
Закусив губу, Гермиона наблюдала, как мама безуспешно пытается найти виновника. Страх быть непринятой боролся в ней с желанием наконец-то раскрыться, услышать, что мама её по-прежнему любит. Решившись, она проговорила:
— Мама, это я.
Голос прозвучал жалобно. Глубоко вдохнув, Гермиона на одном дыхании выпалила всю правду и снова зажмурилась, чтобы не видеть маминой реакции. И вздрогнула, вновь ощутив тёплые руки на своих плечах.
— Почему ты скрывала?
— Я боялась, что вы… не примете меня. Что ты меня разлюбишь, а папа перестанет мной гордиться.
— Милая, я люблю тебя не потому, что ты послушная или хорошо учишься. Я люблю тебя, потому что ты есть, и ничто не сможет этого изменить.
Гермиона поверила. Но всё же папе так и не призналась. С тех пор они стали делить эту тайну на двоих.
Потом был перевернувший всю её жизнь июль девяносто первого, когда на пороге дома появилась высокая женщина в квадратных очках, чьи чёрные блестящие волосы были стянуты в тугой пучок на затылке. Минерва МакГонагалл покорила родителей с одного взгляда. Она рассказала о скрытом от чужих глаз мире магии и передала письмо, в котором говорилось, что мисс Гермиона Грейнджер зачислена в Школу чародейства и волшебства «Хогвартс».
Когда папа вник в слова профессора, его разобрала настолько бурная радость, что Гермиона поначалу опешила. Он пылко заверил МакГонагалл, что они приобретут всё необходимое и в положенное время будут на нужной платформе. Гермиона боялась, что МакГонагалл спросит, не случались ли с ней странности, но она этого не сделала, чем вызвала вечную благодарность в душе Гермионы. Папа так и не узнал всей правды о взорванных вазах и перегорающих лампочках.
Сама Гермиона была счастлива найти логическое объяснение тому, что она нормальная, ведь даже эта педантичная женщина обладает такой способностью. И раз уж построили целую школу, то получается, что таких людей очень много.
Однако её и без того некрепкая вера заметно пошатнулась, когда они отправились искать вход в Косой переулок. Она шла между мамой и папой, мысленно ругая себя на чём свет стоит. Это же надо поверить в такую бессмыслицу! Магия! Школа! Наверняка мама её просто разыграла. Все сомнения улетучились, едва владелец «Дырявого котла» старый Том провёл их на задний двор, и прямо перед ошарашенной Гермионой появился вход на магическую улочку.
Лёжа по окончании того странного дня в своей постели с «Историей Хогвартса» в обнимку, Гермиона наконец-то вздохнула с облегчением: она нормальная.
Она взяла фотографию в руки. Вот кого ей сейчас не хватало. Единственная, кто смог бы понять…
Мама.
Именно она приняла Гермиону восемь лет назад. Поселила прочную уверенность в том, что её любят несмотря ни на что. И её не было рядом. Да, мама не знает, что им пришлось испытать, — и слава богу! Ведь этого Гермиона и добивалась. Но она бы поняла. Ведь она мать. Она чувствует.
Стук в дверь заставил вздрогнуть. Гермиона вернула рамку на место.
— Гермиона, это я, — послышался голос Рона. — Можно войти?
Она быстро вынула лист пергамента и перо, положила на тумбочку, будто писала, и открыла дверь.
— Привет, а ты чего закрылась?
— Вот, — она махнула рукой на тумбочку. — Составляла письмо.
— Ясно, — протянул Рон. Можно не сомневаться, что он поверил. — У тебя всё нормально?
— Да. Не беспокойся.
Он немного потоптался на пороге, потом сказал:
— Ты, в общем, не пропадай тут одна, ладно?
— Хорошо. Я зайду, как освобожусь.
«Освободилась» она только после ужина. Гарри уединился с Джинни в своей палате, а Гермиона решилась зайти к Рону. В конце концов, чем больше будет избегать его, тем больше поводов для тревоги даст.