— Может быть. А может быть, и нет. Общество сейчас слишком неустойчиво. На Шеклболта начнётся давление. И не забывай о беглых Пожирателях. Вряд ли они обрадуются, узнав, кто подставил их в последний момент. Если об этом станет известно, то свобода от Азкабана не станет для Драко и Нарциссы гарантией. Пожиратели захотят найти их и убить, а Министерство вряд ли обеспечит должную защиту. Так что, я думаю, сейчас им место там, где они есть. Если ты действительно хочешь им помочь, тебе не стоит вмешиваться.
— Но ведь мы всё равно должны проходить свидетелями по делу.
— А о чём нам свидетельствовать? Беллатриса мертва, Сивый тоже; Люциус прежде всего сбежавший из Азкабана уже осуждённый преступник, для его заключения обвинений достаточно без наших слов; Струпьяр и остальные егеря? С ними и церемониться не станут. С Нарциссой всё понятно. Насчёт Драко не знаю, но вызывать ради него одного всех нас в суд… — Она пожала плечами. — Вряд ли это имеет смысл.
Гарри ничего не ответил и пугнул очередного паука. Потом уставился в грязное окошко.
— Что с тобой? — спросила Гермиона. — Эта ситуация с Шеклболтом, твои возмущения, на меня набросился… Тебя что-то мучает. Это связано с тем, что произошло в Запретном лесу?
Гарри довольно долго хранил молчание. По старой привычке потёр шрам в виде молнии.
— Нет. Просто… У меня такое чувство, что эта победа… что её не было. Что мы всё придумали, а на самом деле Волдеморт жив и где-то прячется. И только ждёт, чтобы ударить, когда мы будем не готовы. Нападение напомнило мне войну. После него я начал думать, что от нас что-то скрывают. И я просто хотел убедиться, что всё на самом деле закончилось. По-настоящему, а не как семнадцать лет назад.
Гермиона ободряюще пожала его ладонь.
— Мы победили окончательно, Гарри. То, что случилось на Пустоши, — всего лишь эхо, отголосок. Это ничего не значит.
Он взглянул на неё и улыбнулся.
— Спасибо, Гермиона. Я рад, что ты рядом.
* * *
Она сидела на выщербленных, забросанных мусором ступеньках, устало привалившись к перилам. Гарри стоял ниже.
— Раз ты сама не в состоянии себя простить, чего ждёшь от них?
— Они мои родители. Они простят меня.
Лес вокруг зашумел от порыва ветра, бросил волосы в лицо. Она приложила ладонь ко лбу козырьком.
— Могла бы и спрятать свою отметину. Ради приличия.
— Я защищала их. Я спасла им жизнь.
— Думаешь, это тебя оправдывает?
Гермиона опустила рукав, скрывая шрам, и отступила к кровати.
— Рон, с тобой всё хорошо?
— Ты прекрасно знаешь, что я чуть не погиб. Почему они были на той Пустоши? Они искали тебя. Ты грязнокровка.
— Я больше не хочу это слушать!
Она стремительно выбежала из гостиной, оставляя за спиной глумящихся студентов. Пэнси Паркинсон насмешливо кричала ей вслед: «Ну же! Схватите её!», а мама сидела в самом дальнем кресле и даже не повернула к ней головы.
— Когда ты собиралась рассказать?
— Папа?..
— Мы растили тебя, вложили в тебя душу, а ты просто отказалась от нас.
— Я спасала вашу жизнь!
— Ты не оставила нам выбора. У тебя больше нет родителей. Посмотри, что сделала с нами твоя магия!
Отец был полностью сед, всклокоченные волосы поредели. Широкая сумасшедшая ухмылка растянула губы. Гермиона прижала к лицу ладони, стряхивая с себя отцовский взгляд.
— Это было ошибкой, Гермиона.
— Профессор Дамблдор, я так рада! Я думала, вы погибли в ту ночь на башне астрономии.
— Я жив, и это столь же очевидно, как и то, что ты — грязнокровка, сведшая с ума собственного отца.
— Вы можете ему помочь?
— Ах, теперь ты просишь моей помощи?!
От его громоподобного голоса стены замка содрогнулись и пошли трещинами. Дамблдор надвигался на неё, становясь огромнее, раздуваясь, затмевая собой всё.
— Сначала ты возомнила себя вершителем чужих судеб, а теперь хочешь, чтобы я разобрался в том, что ты натворила?
— Но я же… У меня было право…
— Право? — возглас Беллатрисы дребезжал в каждом уголке гостиной Малфой-мэнора. — У тебя нет прав, грязнокровка!