Собственная рука оказалась у Гермионы под носом. Свежий шрам «грязнокровка» сочился кровью.
— Грязная! Грязная кровь!
— Знаешь, что самое горькое, Гермиона? — По бледным щекам мамы текли крупные слёзы. — Что я родила грязнокровку. Ничего хуже этой участи и быть не может!
— Но, мама… Вы так радовались, когда пришло письмо…
— Моя дорогая! Ты ещё так мало понимаешь в жизни. Позволь мне объяснить… Круцио!
Гермиона закричала от боли.
— Круцио!
— МАМА, НЕТ! — Надсадный вопль огласил окрестности, от него содрогнулись стёкла в высоких готических окнах.
— Подай мне руку, дочка. — Тень Беллатрисы нависла над ней чёрным пауком, опутывая, сковывая, удушая. — Сладкая девочка, лучшая ученица, — проворковала Беллатриса, до синяков сжимая её запястье. — Посмотри, во что превратился твой сказочный мир.
Нож вонзился в натянутую кожу, и новый вопль вперемежку с диким хохотом разбил стёкла вдребезги…
— Мама!
Хриплый вскрик сорвался с губ. Волосы хлестнули по щекам, когда она резко села на кровати. Тонкие шторы осветились, и раскат грома заставил тяжело дышащую Гермиону вздрогнуть. Дождь барабанил по стеклу, заливаясь в приоткрывшуюся от порыва ветра форточку.
Она выпуталась из одеяла и выбралась из кровати. В палате было тепло, но покрывшееся испариной тело непроизвольно пошло судорогой. Закрыв форточку и задёрнув шторы, Гермиона обняла себя руками за плечи. Снова эти кошмары.
Она бросилась в душевую.
— Люмос! — машинально скомандовала Гермиона.
Мягкий свет шариков под потолком преобразил мрачную и холодную кабинку. Вывернув краны, она встала под упругие струи душа.
С нападения минуло ещё три дня, и вот уже четвёртую ночь подряд её мучили бессвязные видения. Она подставила лицо под струи воды в попытке смыть тяжесть. От воспоминаний, от боли, пережитой на полу Малфой-мэнора. Она не смогла бы даже сказать, из чего сделан этот пол. Камень? Мрамор? Дерево? Она помнила только пытки.
Гермиона посмотрела на свой шрам. Однажды она решила для себя, что чистота крови не повлияет на её путь в магическом мире, и принялась сразу доказывать свою состоятельность, став в итоге лучшей ученицей Хогвартса за последнюю сотню лет. Это был первый судьбоносный шаг в её жизни.
Он повлёк за собой следующий: она пошла за Гарри до конца, прекрасно зная, насколько опасно бросаться в самую гущу такой, как она. Маглорождённой. Но ещё опаснее было оставаться в стороне, примкнуть к числу тех, чьи судьбы окажутся в чужих руках. Для Гермионы не существовало ничего хуже зависимости от чьего-то желания. Она не могла позволить другим решать, в каком мире они будут жить.
Этот шаг стал причиной третьего, возможно, самого тяжёлого на последствия. Наложив заклинание изменения памяти, она взяла ответственность не только за свою жизнь, но и за жизни родителей — людей, для которых навсегда останется маленькой девочкой, которые считают своим долгом защитить её от всего зла в мире. Но они не были частью магического мира и ничем не смогли бы ей помочь.
Плечи занемели, и Гермиона повела ими, разминая. Она должна найти в себе силы примириться с прошлым, или оно поглотит её, не даст спокойно двигаться дальше. Она надеялась, что кошмары исчезнут, но в жизни ничто не происходит само по себе. Если она хочет победить в этой борьбе, то должна приложить усилия. Надежда дана слабым, сильные ставят цели и преодолевают трудности.
К тринадцати годам она знала многое о магическом мире, но, когда Малфой впервые выплюнул это оскорбление ей в лицо, осознание степени непримиримости стало для неё откровением. Она подозревала, что отношение к маглорождённым может быть предвзятым, но не думала, что наткнётся на столь неприкрытую, наглую враждебность.
Узнав значение этого слова, Гермиона ощутила укол обиды. Да как он посмел говорить с ней в таком тоне?! Кто дал ему право при всех бросаться подобными оскорблениями? Но скоро поняла, что Малфой — последний, на кого стоит обращать внимание.
Лишь после событий в поместье Малфоев слово перестало быть просто словом. Теперь оно ассоциировалось с ужасной болью, с унижением и бессилием. Вот когда она особенно остро ощутила тяжесть ответственности за то, как поступила с родителями. Именно в те дни, проведённые в «Ракушке», она впервые всерьёз задумалась, что скажут мама с папой.