«Опять о том же: о годах войны…»
Опять о том же: о годах войны,
О грохоте уродливых орудий,
О черном дыме в синеве весны,
О том, что было и чего не будет.
Как шли в атаку, брали города,
Снаряды рыли вспаханную землю,
О пафосе, который навсегда, —
До самой смерти — свеж и неотъемлем.
И только я средь пламенных людей,
Не возражая, не кляня, не споря, —
Твержу о несмываемом стыде
И о неискупаемом позоре.
«Мы в жизни мучительно разные…»
Мы в жизни мучительно разные,
Иными не стать никогда.
Мы тоненькой ниточкой связаны
На незолотые года.
Не честные в счастье, не лучшие,
Не верные в долгой борьбе,
Покорны обидному случаю,
Нелепой и трудной судьбе.
И в ночи высокие, синие,
И в зимние мглистые дни,
Как две параллельные линии —
Навеки — без цели — одни.
«Пар над чашками, тетрадь, вязанье…»
Пар над чашками, тетрадь, вязанье…
Вечер скуден, как огонь свечи.
— Ну, поговорим о «несказанном»,
Или так стихи побормочи.
Расскажи, кого сегодня встретил,
Что видал на матовой заре.
Поворчи, что трудно жить на свете
В этом проклятущем январе.
И о том, что завтра на работу
Нужно встать в шестом часу утра.
Рабская, тяжелая забота
Заполняет наши вечера.
Голос твой — нерадостный, незвонкий,
Взгляд усталый, скучный и больной…
Если б не было у нас ребенка,
Мы давно бы умерли с тобой.
«Уже не девочка — жена и мать…»
Уже не девочка — жена и мать.
Суровый опыт, а не мысль о чуде.
Уже пора бы, кажется, понять,
Что это — жизнь, и что другой не будет.
А все-таки еще бывает жаль
Забытых слов, разрушенных желаний,
И о небывшем поздняя печаль
Мешает спать в предутреннем тумане…
Уж создан быт, свой дом, своя семья,
Ну пусть не так, как думалось когда-то,
Пусть не дорога — жизнь, а колея,
Не зори в ней, а ранние закаты.
Пусть большего не будет никогда,
Но то, что есть, — сурово и велико,
И беспощадно-трезвые года
Прекрасней нашей юности двуликой.
А все-таки…
Мыши
Мыши съели старые тетрадки,
Ворох кем-то присланных стихов.
Мыши по ночам играют в прятки
В сонном сумраке углов.
Мыши съели письма из России,
Письма тех, кого уж больше нет,
Пыльные огрызочки смешные −
Память отошедших лет.
Мыши сгрызли злобно и упрямо
Все, что нам хотелось сохранить:
Наше счастье, брошенное нами,
Наши солнечные дни.
Соберем обгрызенные части,
Погрустим над порванным письмом:
Больше легкого, земного счастья
По клочкам не соберем…
Сделает иным, ненастоящим
Этот мир вечерняя заря.
Будет в окна падать свет мертвящий
Уличного фонаря.
Ночью каждый шорох чутко слышен,
Каждый шорох, как глухой укор:
Это гложат маленькие мыши
Все, что было до сих пор.
Роза Иерихона
Вдруг стало ясно: жизнь полна
Непоправимою угрозой,
Что у меня судьба одна
С моей Иерихонской розой.
Вот с той, что столько долгих дней
Стоит в воде, не расцветая,
В унылой комнате моей,
Безжизненная, неживая.
Будильник, пудра, пузырьки,
Игрушки — рядом на камине.
Ее корявые ростки
Окутывает сумрак синий.
И я над страшным и сухим
Неумирающим растеньем
Слагаю мертвые стихи
О небытье, о нецветенье.
И из сплетенья длинных строк,
Из неожиданных созвучий
Встает уродливый цветок —
Сухой, бесплодный и колючий.
Но словно в огненном бреду,
С упрямой безрассудной верой
День ото дня я жадно жду,
Что зацветет комочек серый…
Себя стараюсь обмануть,
Другим — сплетаю небылицы.
О, только бы, хоть как-нибудь
От пустоты освободиться!
Проходят дни и вечера,
Я с каждым днем скупей и строже.
Сегодня — то же, что вчера,
А завтра — заново все то же.
И мой цветок не расцветет;
Быть может, и бывают розы,
Что зацветают дважды в год
И что не вянут от мороза.
Но только это не для нас,
Не для таких, как мы, должно быть,
Томит вечерний, синий час
Томленьем напряженной злобы.
И вот с безжизненной тоской
Склоняюсь грустно и влюбленно
Над неудачливой сестрой,
Над розою Иерихона.
«Надоели скитанья без цели…»
Надоели скитанья без цели,
Примитивно-непрочный уют.
Одиночество темных отелей,
Одиночество темных минут.
Закоулки глухие, кривые,
Нищета, темнота, полутьма,
И облупленные, неживые,
Двухсотлетние эти дома.
Ни романтики старых кварталов,
Ни фальшиво-восторженных слов!
Слишком много я в жизни видала
Этих грязных и темных углов.
Жить, подобно бездомной собаке,
Не приткнуться нигде, никогда…
Надоело мне на бивуаке
Прожигать неживые года!
А над жизнью — тугой, неизменной,
Навсегда заколдованный круг…
…Ночью снятся мне белые стены
И широкие окна на юг.