«Я знаю, как печальны звезды…»
Я знаю, как печальны звезды
В тоске бессонной по ночам
И как многопудовый воздух
Тяжел для слабого плеча.
Я знаю, что в тоске слабея,
Мне темных сил не одолеть,
Что жить во много раз труднее,
Чем добровольно умереть.
И в счастье — призрачном и зыбком, —
Когда в тумане голова,
Я знаю цену всем улыбкам
И обещающим словам.
Я знаю, что не греют блестки
Чужого яркого огня;
Что холодок, сухой и жесткий,
Всегда преследует меня…
Но мир таинственно светлеет,
И жизнь становится легка,
Когда, скользя, обхватит шею
Худая детская рука.
Поэту
Так бывает: брови нахмурив,
Зверем смотришь по целым дням.
Отвращенье к литературе,
И в особенности — к стихам.
Ненасытная злоба к фразам,
К разговорам о пустяках,
Да к шатаньям по Монпарнасам,
Да к сиденьям — в кабаках.
И кому это только нужно,
Чтоб от споров ночей не спать.
Ведь полезней сготовить ужин,
Чем пустые стихи написать.
Скажут мне: «Не единым хлебом…»
Но без хлеба не проживешь.
Вся земная тоска по небу
Вековая, большая ложь…
— Ты бы лучше занялся делом,
А не вылущенным стихом.
Ты бы встал на рассвете белом
Да в метро побежал бегом.
И работал, работал, работал…
Целый день в жестоком труде,
Не отмахиваясь от заботы,
От земных, от священных дел.
Не гнушался бы скромным заданьем,
Не витал бы в бездне времен,
Лучше — каменщик, строящий зданье,
Чем хранящий тайну масон.
…Но, устав от последней тревоги,
Подойдя к последней черте —
Снова чтенье стихов о Боге,
О бессмертье, о красоте.
Бессонница
На столе записка белеет:
«Никого не прошу винить».
За гардинами небо светлеет,
В фонарях потухают огни.
Необычно, резко и ново
Тень легла на паркетном полу,
И на половине шестого
Омертвели часы в углу.
И впились в полоску рассвета,
В щель гардин неживые глаза…
В жизни день начинается где-то
Наложили в ящик газеты,
И кухарка ушла на базар.
В детской спят, улыбаясь, дети,
Сладок крепкий, утренний сон.
Только в запертом кабинете
Надрывается телефон.
В деревне
Игорю Софиеву
Пробежимся со тобой до распятья,
Вдоль сухих, оголенных полей.
На ветру мое пестрое платье
Замелькает еще веселей.
Я сгрызу недозревшую грушу,
Ты — хрустящий, сухой шоколад.
И в твою нерасцветшую душу
Перельется широкий закат.
А обратно мы наперегонки
Побежим без оглядки домой.
Будет голос твой — тонкий и звонкий —
Разрезать предвечерний покой.
И, завидя наш маленький домик,
Ты забьешься в густую траву,
Ну, совсем белобрысенький гномик,
Чудом сбывшийся сон наяву.
А потом, опуская ресницы,
Ты задремлешь в кроватке своей.
И тебе непременно приснится
Белый зайчик с колючих полей.
«Давно не говорим — “Спокойной ночи”…»
Давно не говорим — «Спокойной ночи».
Все горше жизнь от постоянных ссор.
И с каждым днем все резче и короче
Наш деловой несложный разговор.
Я не спрошу — где проведешь ты вечер,
Я не скажу, кому пишу письмо.
Я часто жду какой-то яркой встречи,
И часто дом мне кажется тюрьмой.
Нам трудно жить, самих себя скрывая,
И все мучительнее быть вдвоем.
Мы оба сердимся и оба знаем,
Что больше мы друг друга не вернем.
«Плакать так, чтоб никто ничего не услышал…»
Плакать так, чтоб никто ничего не услышал,
Плакать так, чтоб никто, никогда не узнал.
Будут падать слова безнадежней и тише,
Будет мертвый закат неестественно ал.
Будет болью последней — стеклянная крыша
И последнею памятью — черный вокзал.
Засвистят поезда. Засверкают оконца.
Задрожат, заскользят, неизвестно куда.
И прощальные блики холодного солнца
Зацелуют рванувшиеся поезда.
И в усталых глазах в первый раз пронесется:
Навсегда… Навсегда…
«Все это я еще, быть может…»
Все это — я еще, быть может,
Но только — не совсем и я.
В нем все понятно, все похоже,
В нем жизнь кончается моя.
Все это — я наполовину.
Я, но без моего лица.
Я неродившемуся сыну
Уже дала черты отца.
Зачем? Как странно и как дико,
Когда он — мой, и только — мой.
Ведь жизнь ему с последним криком
Давала я, а не другой.
И все любимое, родное,
Всю душу темную мою,
Все несодеянное мною
Ему сейчас передаю…
Тишина
Я не забуду темных зданий,
Больших, нагроможденных лет,
Ни темных встреч, ни расставаний
Я здесь не позабуду, нет.
Я говорю, что не покину,
Не променяю никогда
На эту тихую равнину
Мятущиеся города.