дет кровь? Ну вот, смотри! Убедилась? И вообще мне ее не жалко — она с такой глупой мордой. А по ночам она делается страшной. Надо ее закинуть сюда, чтобы больше не видеть. Я ее никогда не любила. Маленькие куклы лучше — если их не хочешь видеть, то легко можно спрятать, да и по ночам они не страшные. Да и что куклы? Я уже не маленькая. Вот встретить настоящую волшебницу — это да. А кукла мне нужна только как знак, что волшебница меня услышала. Знак, что она есть на самом деле. Нужно только ждать ее в уединенном месте, при посторонних она ко мне не подойдет. Вот то место, которое я в прошлый раз выбрала во дворе, вполне подходит. Все дети играют немного в стороне, а рядом уже тротуар, по которому проходят взрослые, но это еще и двор, на котором нужно сидеть ребенку. И еще на этот раз я постараюсь не отвлекаться ни на что, нужно достаточно упорно ждать, чтобы волшебница появилась. Просто так, к неждущим, или к не очень сильно ждущим она не подходит. Нужно показать, что ты все равно в нее не перестаешь верить, хоть она и не появилась в прошлые разы, ты не сомневаешься, что она есть, и продолжаешь ее ждать с такой силой, чтобы заслужить ее приход. Но нужно почувствовать, когда остановиться. Потому что когда чего-либо слишком сильно хочешь, это никогда не сбывается. Проверено сто раз. И потом, волшебники всегда должны приходить нежданно. Только на таких условиях они являются. Поэтому нужно суметь очень тонко сбалансировать между ожиданием — балансировать? — это не мое слово — упорным, которое предполагает длительное — почему не мое? — мое слово! — да, но не в этом возрасте, а из какого возраста я сейчас говорю? — подожди, дай додумать: — нужно уметь ждать настолько, чтобы не забывать довольно регулярно, не поддаваясь разочарованиям, приходить на одно и то же место. А на месте каждый раз суметь отвлечься, искренне перед самой собой начать думать о совершенно другом до такой степени, чтобы приход волшебницы застал тебя врасплох. Ждать, не ожидая. Собрать всю свою волю к желанию, не только опробованную, но и потенциальную, и даже предполагаемую, и совершенно об этом забыть. Это самое трудное, но, если научиться, уже и волшебница не нужна. Вот и договорилась, — но это сейчас ты так говоришь. Но ведь она так и не пришла, хотя я смогла этому ожиданию научиться! Ну что ж, я только сейчас это осознала. Потому что как только я это поняла, то напрочь об этом забыла. Зато я научилась добиваться желаемого. Навык, приобретенный при ожидании волшебницы, в первый раз дал осечку, но был безотказен во всех других случаях. Я знала, что им нельзя злоупотреблять, но время от времени надо было применять, не столько чтобы получить желаемое — когда знаешь, что можешь, не очень-то и хочется, — сколько чтобы не терять сноровку. Сейчас я понимаю, что весь смысл происходящего был в том, чтобы я научилась. Но тогда встреча волшебницы с маленькой девочкой была настолько проиграна в деталях, настолько приближена к реальности, что для воплощения не хватало уже только самого действия. Поэтому когда я достигла возраста, в котором ждать волшебницу уже неприлично, то есть когда я посмотрела на себя, ожидающую, со стороны, и поняла, что уже не вписываюсь в давно законченную картину, я не захотела выходить из игры. Потому что, кроме меня, картину никто не видел, я была необходима для ее осуществления. Прошло еще какое-то время, в течение которого я раздумывала, не пририсовать ли себя к уже готовой картине в качестве стороннего наблюдателя, пока вдруг случайно не обнаружила, что я по росту и по какому-то неуловимому очарованию вполне сливаюсь с образом волшебницы. Казалось бы, это наблюдение должно было бы окрылить меня и сподвигнуть к немедленному действию, но, вопреки ожиданию, оно меня несколько шокировало. Мне бы хотелось подтверждения существования волшебницы первоначально задуманным способом. Не то чтобы вынужденный вариант внушал сомнения в ее реальности; когда я увидела со стороны, то поняла, что не избежать этого. Приятней, когда тебе доказывают, чем когда ты сама. Или, уж по крайней мере, вначале увидеть, а потом — стать. Да и ответственность пугала. Почему именно я? Любой бы смог. Допустить это одним мешает страх, другим — недостаток воображения. Или лень. Но прежде чем решиться, хотелось бы найти других, готовых. Не для того, чтобы убедиться в их существовании — я не сомневалась, а чтобы не быть одной. И чтоб обеспечить себе замену в случае чего. Откуда-то я знала, что решившихся — единицы и нам надо друг друга подбодрять. Я еще много чего знала, для самой себя непонятно откуда. Меня это то тревожило, то радовало — когда как. Для спокойствия мне надо было разыскать сообщников, причастных к тайному ордену. Может, они смогли бы мне объяснить непонятные вещи. В разговорах с каждым встречным я начала подавать условные сигналы, напряженно пытаясь уловить ответный импульс, даже если по каким-то причинам его хотели бы скрыть. Малейший вздрог, даже самое незаметное расширение зрачков, тончайшие изменения тембра голоса — мои чутко настроенные локаторы ничего бы не упустили. Каждый новый отсеивающийся кандидат добавлял мне опыта, скоро мне уже не требовалось бросать пробный камень, чтобы по качеству эха определять глубину неосведомленности. Я уже на глаз научилась определять пропасти, способные беззвучно проглотить все, независимо от веса и объема, и даже не выдать мельчайшей ряби на поверхности. Все вокруг оказались удручающе невинны. Я осталась заведомо одна. На долгое время, до будущих встреч. А тогда казалось, что навсегда. Да, я не отвлеклась — я прекрасно помню — мы сейчас едем в автобусе.